— Сэр, мы не можем связаться с Джанкшн-Сити — сегодня утром бантагский дирижабль опять перерезал линию. Сколько мы ни исправляем повреждения, тут же появляются новые.
Ганс Шудер с досадой пробормотал что-то и соскользнул с седла возле полевой телеграфной станции. Командовавший пунктом связи капитан сидел за столом и отмечал на карте места, где была повреждена телеграфная линия. Он был бледен и в свете керосиновой лампы походил на привидение.
— Когда и откуда было получено последнее сообщение?
— Перед наступлением темноты в десяти милях от города остановился поезд, перевозивший раненых в Джанкшн-Сити. Бригада, обслуживающая состав, сообщила, что большое количество бантагских пехотинцев движется в сторону железной дороги, а вокруг самого города ведутся бои с ними. Машинист, столкнувшись с бантагами, дал задний ход. Это произошло совсем недавно.
Ганс, вздохнув, опустился на табурет возле стола. Чертыхаясь, он потер спину и выразил удивление, что находятся дураки, которым нравится верховая езда. Посмотрев на него, капитан полез в свой вещмешок и достал оттуда фляжку. Ганс с благодарностью сделал большой глоток и вернул фляжку капитану.
— От полковника Кина ничего не было?
— Вот телеграмма. Получили ее около четырех часов, когда на несколько минут удалось восстановить связь.
Взяв у капитана телеграмму, Ганс поднес ее к свету и, прищурившись, стал разбирать грубо отпечатанные буквы кириллицы. «Вот черт, почему бы нам не научить их всех английскому или немецкому, вместо того чтобы мучиться с этой тарабарщиной?» — подумал он. Теперь решить языковую проблему стало еще труднее — больше половины всех военнослужащих Республики были римлянами, и они хотели, чтобы официальным языком в армии был признан латинский. В конце концов он попросил капитана прочитать ему телеграмму.
«Ганс, еду в Джанкшн-Сити. Сообщают о мощном десанте в Форт-Хэнкоке, не меньше дюжины бронемашин. Полагаю…» — Капитан остановился. — В этот момент связь была прервана, сэр.
«Что он полагает? — подумал Ганс. — И что теперь делать?» Он облокотился о стол, потирая глаза. С юга доносился треск ружей, перебиваемый иногда раскатами пушек. Они находились в двадцати милях впереди линии оборонительных укреплений, откуда оставалось еще почти сорок миль до конечной железнодорожной станции, от которой тянулась двухсотмильная линия до Джанкшн-Сити. Вполне вероятно, что наутро бантаги взорвут пути где-нибудь милях в тридцати или сорока от станции.
— Сколько у нас на станции составов? — спросил Ганс.
Капитан порылся в своих бумагах:
— Десять, сэр.
Всего десять составов на три армейских корпуса. Ситуация все больше напоминала старую историю с гибелью 3-го корпуса на Потомаке. С юга подступали восемь или десять бантагских уменов, а между ними и основными силами в Джанкшн-Сити вклинился Гаарк со своей армией. Даже если бы Эндрю удалось удержать город, Гаарк мог повернуть к югу и, перекрыв все проходы в Зеленых холмах, устроить Гансу веселую жизнь. В случае если Ганс потеснит его, Гаарк всегда мог отступить к побережью, погрузиться на суда и высадиться где-нибудь в другом месте. Все это совсем не радовало Ганса.
— М-да, капитан, — произнес он. — Вам не кажется, что мы, похоже, сунули голову в петлю и выставили голую задницу в ожидании пинка?
Капитан предпочел промолчать.
«Гаарк ждет, что я отступлю на север, — внезапно догадался Ганс. — Он чуть ли не просит меня сделать это. Значит, надо сделать то, чего он не ждет, и сделать немедленно».
Посмотрев на капитана, он улыбнулся:
«Да, сынок, сегодня ночью тебе придется потрудиться».
— Развивайте атаку! — прорычал Гаарк. — Развивайте атаку!
Расхаживая в раздражении перед штабом, он указал на город, лежавший в долине. При этих словах кар-карта по долине разнеслось эхо далекого паровозного свистка.
— Я знаю, бойцы устали. Они сражались хорошо, но мы должны были взять эту узловую станцию до захода солнца. Прошло уже два часа после захода, а она все еще у них.
— Мой карт, но ведь уже ночь! — прошептал кто-то в темноте.
— Да, ночь. Ну и что?
— Мы никогда не сражались ночью, мой карт.
