— Угостить? — предложил сигарету Никита.
— Чур меня! — притворно испугался Олег.
— Зря боишься. Я Первушу угощал, никакого привыкания.
— Чертов наркоман, — по-доброму обругал друга Олег, — Первуша? Кто такая?
— Княгиня бывшая. Зазноба твоя. Валера конспирацию развел. Поехала со мной в Чернигов, а путешествие затянулось …
— Понятно…
— Возьмешь её к себе?
— Не знаю. Вроде бы соскучился, письмо в Карачев писал …, но тут такое дело … Ждана и Света, они обе беременны. Если еще Марфа залетит?
— Меня догоняешь, будущий папаша!
— Ты пленных дружинников князя Изяслава куда дел? Выкуп взял? — усмехнулся Олег.
— С кого выкуп взял, а кого продал. Дорого, — довольно согласился Никита.
— А половцев ты зачем в рабство продал? Они могли стать в будущем прекрасным заслоном от монголов!
— Я другого мнения. Из них монголы наберут вспомогательные войска. Степь нужно выжечь, превратить в пустыню. Монголов уничтожать в лесу, я уже переговорил с дядей — он начал нанимать людей для посадки деревьев и кустарника в пограничье.
— Не успеем.
— Тополя быстро растут. Кроме того на границе я запретил рубить лес и заниматься земледелием, оно тут подсечное, — нахмурился Никита.
— Мы, надеюсь, от монголов отобьемся! А Север и Юг? Эти придурки, даже когда вместе в поход ходят, воюют отдельно, — горько засмеялся Олег.
— Думаю, шансов объединения северного клана Рюрикович с южным кланом мало. Монголы потому и победили, десятки князей разбиты на два клана. А от монголов угроза исходила ужасная. Ничего не помогло тогда и сейчас не поможет, — грустно произнес Никита.
— Я Олег-Муромец! Среди народа свой человек. Вы, Коробовы, чужаки. Так вот, что я тебе скажу, никто варягов не любит. Возьми мой Муром. Князь Давыд заболел проказой, а муромская чудотворница Феврония его вылечила. Жениться он на ней отказался, снова заболел…
— Я эту притчу знаю, — прервал Олега Никита.
— А то, что, когда князь, всё-таки, женился на Февронии, то его родственники за это из князей прогнали? Это помнишь?
— И это знаю. Ты ответь, кому она нужна народная любовь, — засмеялся Никита.
— Около Козельска есть село Поганкино, жители которого будут снабжать провиантом монголов, осадивших «злой город». Так что мне нужна любовь народа, или отсутствие ненависти. Разведка и диверсии без поддержки населения очень сложны. Ты знаешь, сколько я сил трачу, когда на пути противника пустыню создаю? А с народной поддержкой это делается легко и просто.
— Ладно. Спать пошли, народный любимец, — потащил Никита Олега в башню. Никита начал раздеваться, но заметил, что Первуша не спит.
— Всё в порядке? — шепотом спросил Никита.
— Не беспокойся за меня.
— Детская любовь самая жгучая. Никак не проходит?
— Никита, всё давно перегорело. Я взрослая женщина и понимаю…
— Если взрослая, то я спокоен, — усмехнулся Никита.
— Я рассудительная и хладнокровная. Не люблю его уже давно, — твердо произнесла Первуша.
— Вон ты какие слова знаешь! Переболела? Хорошо.
— Не нужен он мне. Посмотрела на него, ни одной струнки в душе не зазвенело, — горячо зашептала Марфа.
— Спи, — улыбнулся Никита. Никита улегся, обнял своих девчат, и сразу задремал. Сквозь сон услышал легкие шаги босых ног. Хлопнула дверь — Первуша пробежала на носочках по коридору, заскрипела дверь комнаты Олега. Больше Никита ничего не слышал, он крепко заснул.
* * *
На утреннюю пробежку Первуша опоздала. Никита нарезал уже шестой километр, когда она вышла. Одела на крыльце тонкие сапожки и пристроилась рядом.
— Четыре километра всего осталось, — упрекнул Никита.
— Перестань сопеть от злости, дыши ровнее, — в голосе Никиты не было ни капли насмешки.
— Он утром даже не поцеловал, пошел на турник подтягиваться, — дрожащим голосом сообщила Первуша.
— То, что Олег нагрузку организму дает, это он молодец, — поддержал друга Никита.
— Какие вы, мужчины, сволочи, — прошипела Марфа.
— А я поверил в образ рассудительной, спокойной и разумной женщины. Обманула, — притворно расстроился Никита. Марфа остановилась. Из её глаз лились потоки слёз. Марфа захлюпала носом, уткнулась Никите в грудь. Рубашка мгновенно стала мокрой.
