Из окон дома показался дым.
Утром на место происшествия явились агенты тайной полиции во главе с ее грозным шефом, Леонардо Санчесом Саласром. Хозяин виллы, невысокий пожилой брюнет с сединой в волосах и небольшими голубыми глазами, разгневанно смотревшими на синьора Саласрома из-под пенсне с толстыми линзами, чрезвычайно развитыми лобными костями, казавшимися зачатками рогов, и всклокоченной козлиной бородкой встретил шефа тайной полиции во дворе. Губы под жидкими усами, опущенными концами вниз, были сжаты столь плотно, что казались тонкой линией.
— Нападение совершил Иосиф Сталин с помощью ГПУ… Именно Сталин, — не дожидаясь вопросов резко бросил он в лицо синьору Леонардо.
— Разберемся, — буркнул тот в ответ. — Надеюсь, никто не пострадал?
— Сева… Мой внук легко ранен.
— Мы немедленно доставим его в госпиталь, а пока, я попрошу вас ответить на некоторые вопросы и не мешать работать моим людям.
Следствие с удивлением пришло к выводу, что по спальне было выпущено более 200 пуль, однако ни хозяин виллы, ни его супруга не пострадали.
— Уж не сам ли он это все затеял? — усмехнулся один из экспертов.
«Как только началась стрельба, — давал показания потерпевший – жена столкнула меня на пол и прикрыла своим телом. Мы оказались между окном и кроватью, что нас, видимо, и спасло. Пули били в стены, потолок, рикошетили и попадали в кровать».
«Он обречен», — доложил правительству Саласром.
Впрочем, как и в предыдущем варианте истории, ледоруб Хайме Рамона Меркадера дель Рио Эрнандес настиг Льва Давыдовича Троцкого только двадцатого августа. А вот не надо было писать ругательные статьи в адрес «двух стакнувшихся, в своем желании разделить между собой мир, хищниках» – Гитлере и Сталине.
07 июня 1940 г., одиннадцать часов пять минут дня
В отличие от боя под Буйоном, на сей раз потерявший уже треть машин батальон Бейттеля встретился не с разрозненными, находящимися на значительной дистанции друг от друга танковыми взводами, а столкнулись с передовой группой противника наступающей вполне целеустремленно, и состоящей из средних и тяжелых Char B1-bis, Somua S-35, D1, D2, нескольких британских Mark II Matilda и даже пары бельгийских T15. В этот раз враг превосходил отряд капитана не только качественно, но и количественно. Причем по обоим показателям примерно вдвое. Ввязываться в бой с противником было бы изощренной формой самоубийства, так что Бейттель попросту развернул свои машины на 180 градусов.
— Рейн, Рейн, ответь Эссену! Прием! — проорал капитан в микрофон рации.
— Эссен, здесь Рейн, прием.
— Наблюдаю до трех батальонов тяжелых и средних танков противника в квадрате сорок три – шестнадцать, отступаю на исходные позиции! Прием.
— Вас понял, Эссен, — чуть помедлив ответили из штаба бригады. — Отступление запрещаю. Задержите их, подкрепление уже рядом. Прием.
— …!!! Чем я должен их задержать?! Мне весь батальон сожгут … … и …!!!
И тут в наушниках шлемофона, раздался до дрожи знакомый голос:
— Не bzdi, Андрюша, сейчас мы их разорвем kak Tuzik grelku.
На вершину холма, в каких то трех километрах от батальона Бейттеля, выезжали советские самоходки БХ и немецкие танки «Donner». И капитан уже даже не знал, что лично для него было хуже – враги или Вилко.
21 июня 1941 г., девять утра
— Герр капитан, лейтенант цур Зее Карл-Вильгельм Геббельс прибыл для прохождения службы!
Отто Кречмер смерил стоящего навытяжку молодого человека в парадной форме долгим испытующим взглядом, и добродушно усмехнулся.
— Вольно, лейтенант. Железный крест 1-го класса за что получили?
— За торпедирование британского авианосца, герр капитан.
— Говорите проще, мы не на плацу, — устало произнес Кречмер. — За авианосец, значит? Были на U-29, когда та потопила «Корейджес»?
— Никак нет, — спокойно, без какой-либо затаенной гордости, произнес молодой человек. — Командовал U-61 во время атаки на «Фьюриес».
— То-то я думаю, фамилия мне ваша что-то напоминает, и совсем не министра образования и культуры, — хмыкнул Кречмер. — Слышал вашу историю, как же. Ладно, завтра мы выходим в рейд, пойдемте, покажу вам вашу койку и штурманское хозяйство, непотопляемый вы наш… Рейхсминистр.
