– Понимаешь… Ты все понимаешь, Мигелито, – промурлыкала Вонючка удовлетворенно, и глаза ее подернулись поволокой предвкушения. – А я бы тебя полюбила! Ох, как бы я тебя полюбила! Медленно, с расстановкой… Ты же трахал кубинок, Cora mio, знаешь, сколько в нас страсти?
Сергеев промолчал, но взгляда не отвел.
Сомнений не было – Сержант Че по-настоящему опасна, потому что неуправляема – в ней чувствовалась «сумасшедшинка». Та самая «сумасшедшинка», которая отличает просто жестокого человека от хладнокровного убийцы. От убийцы, у которого не бывает хозяина и тормозов. И ее вежливые обращения к Кубинцу за позволением сделать то или иное, были не более чем данью некого уважения. А скорее всего не уважения, а его имитации…
Глаза у Че в этот момент стали совсем нехороши: тусклые от желания и похоти и притом мертвые, как у дохлой собаки. Правая щека кубинки подрагивала, суставы пальцев похрустывали, сжимая нечто пока невещественное. Ужасный запах, исходивший от нее, явно усилился и теперь шибал Сергееву в ноздри и с трехметрового расстояния.
Пабло развел руками – мол, что я могу изменить, на самом деле! Брать Сержанта Че «за ошейник» он явно не собирался.
«Правильный ход! – подумал Сергеев с досадой. – Черт его бери, но ход совершенно правильный! Может, он нас и не сломает, но психологически покорежит на сто процентов! Перепугает Хасана – вон, как его, бедного, дергает!
Да и я не каменный, и не выдержу, если она начнет отгрызать мне мошонку, а с нее, ненормальной, станется! Я бы на месте Кубинца тоже не вмешивался. Время у них, судя по всему, есть. А в этом деле, если есть время, можно и не торопиться…»
– Так что, мучачо? – Сержант Че задорно подмигнула и облизала пухлые губы неестественно ярким, как у собаки, языком. – Когда начнем? И с кого? Может быть, я сначала займусь твоим дружком? Ты любишь смотреть, Мигель?
Она перевела взгляд на помертвевшего Хасана, и снова быстро, словно змея, облизнулась.
Когда она отвела глаза, Сергеев позволил себе моргнуть.
Он чувствовал, как от взгляда Вонючки Аль-Фахри закаменел и напрягся внутри, словно взведенная пружина. Если учесть, что на лодыжке у араба была кобура с оружием, а нервы на пределе, ситуация складывалась опасная. Вытащить пистолет, закрепленный у щиколотки, из позиции «зад на земле», было акробатическим трюком и проделать подобное упражнение по-настоящему быстро не смог бы и Гудини. Даже встать вертикально из такого положения и то заняло бы несколько секунд! А этих секунд просто не было!
Сергеев с Хасаном сидели на софе рядом, аки голубки на подоконнике, и стоило Конго только повести стволом одной из своих пушек…
От трехсот грамм свинца еще никто здоровее не становился.
– С трупами будет тяжко сотрудничать, – сказал Сергеев демонстративно, апеллируя к Кубинцу и стараясь ничем не выдать чудовищного напряжения, сводившего внутренности в тугой, как мяч для гольфа, комок.
Ему просто необходимо было стравить Пабло и Сойку между собой. Пусть на пять минут, но заставить их спорить. Пока он судорожно искал выход из ситуации. И не находил. Если не считать выходом пусть героическую, но все-таки бессмысленную гибель.
Значит, надо будет сдаться…
В таких случаях лучше временное отступление, чем бесславная смерть, – уж что-что, а эту истину Михаил усвоил давным-давно. Надежда умирает последней – избито, конечно, но пока человек жив… Он нащупывал пути для отхода и молил Бога, чтобы у Хасана хватило выдержки, терпения и мудрости понять, что некоторая сдача позиций неизбежна и вовсе не является несмываемым бесчестьем!
– Знаешь, Пабло, ведь я предпочту умереть…
– Если сможешь, – Вонючка скривила губы в улыбке. – Ведь умереть быстро я тебе не дам! Ты сильный. Ты будешь умирать долго!
Сергеев продолжал говорить с Пабло, не обращая на Сойку внимания. Формально именно Кубинец здесь хозяин. Че явно зарвалась и не учла, что ни один мужчина-латинос, привыкший править, не станет терпеть над собой женщину.
– Пабло, ты хочешь, чтобы мы умерли? Или все-таки сотрудничать?
– Разумно сказано, – заметил Пабло без усмешки. – Вот видишь, уже не я тебе – ты мне говоришь о сотрудничестве. А ведь Че еще ничего тебе не сделала! Представь, как бы ты рыдал у меня на груди, если бы она потрудилась над тобой полчасика! А если бы часик? Или день? Разум, amigo, всегда слушает голос страха, его ничем не заглушить. Но ты прав. Не скрою… Мне не нужна твоя смерть. Мне не нужна его смерть…