Риттер ворочался с боку на бок, но никак не мог найти удобной позы. Он резким движением сел и потер кулаками живот.
Он думал, что сон поможет ему.
Угрызения совести не дают покоя даже отдохнувшему человеку.
Запрокинув голову, Риттер разодрал пальцами грязные свалявшиеся волосы. Полчаса назад он отдал последние свои монеты за эту комнату, в надежде, что, отдохнув, сможет лучше соображать. Оказалось, что деньги выброшены впустую. Он и минуты не мог пролежать неподвижно, тем более столько, чтобы можно было задремать.
Хрипло застонав, он сел и принялся вновь обуваться. Носки он оставил на гвозде.
Когда он добрался до Черринг-кросса, уже начало смеркаться.
Мостовые блестели от дождя, которого Риттер совершенно не запомнил, хотя его пальто промокло. Держась в тени, он всматривался в проезжавшие мимо экипажи, стараясь не пропустить один, возница которого редко ездил одним и тем же путем два дня подряд, так как сэр Тоби, естественно, не желал облегчать возможным злоумышленникам подготовку покушения на себя.
Так что уверенности в том, что его удастся увидеть этим вечером, у Риттера не было. Однако… количество путей, соединяющих одно место с другим, ограниченно. И вечер этот не последний.
И тут он увидел приближающийся экипаж. Риттер сразу узнал его, потому что много раз ездил в нем, и отчаянно рванулся вперед.
– Сэр Тоби! – Слова вылетели изо рта, как во́роны. Он бежал рядом с экипажем, размахивая руками и всячески стараясь привлечь внимание человека, сидевшего внутри. Краем глаза он видел, что возница поднимает кнут, чтобы отогнать его.
Но в окошке кареты уже появилось круглое самодовольное лицо, и глаза на этом лице широко раскрылись от изумления:
– Риттер!
Сэр Тоби распахнул дверь, протянул руку и втащил Риттера в карету. Тот обрушился на хозяина; впрочем, оба тут же, пусть и неловко, восстановили равновесие.
Он был в экипаже, и карета даже не замедлила ход.
– Я… у меня… сообщение, – проговорил он, преодолевая никак не желавшую успокаиваться одышку. – Для… вас… личное.
– Друг мой, я думал, что вы… впрочем, не важно, что я думал. Очень рад видеть вас вновь. Нужно немедленно раздобыть вам чистую одежду. И, судя по вашему виду, не повредит и добрая еда. Я сниму для вас комнату в клубе; вообще-то так не полагается, но думаю, что смогу это устроить. Ах, дорогой мой, вы ужасно выглядите. Судя по всему, вам пришлось пройти через настоящий ад.
– Послание… – Риттер запустил руку под лацкан пальто, во внутренний карман.
– У нас будет масса времени после того, как вы поедите. – Сэр Тоби умиротворяюще похлопал его по руке.
– Нет… это… – к собственному изумлению, Риттер увидел, что в его руке стиснут тот самый шеффилдский нож, который ему так давно вручили.
И в следующий миг он ударил этим ножом, и еще раз, и еще, и еще, и кровь хлестала во все стороны.
– Вот и прорвалась первая капля, – сказала доктор Нергюй.
– Не пытайтесь строить из себя железного человека. – Борсук протянул Риттеру носовой платок, и тот уткнулся в него лицом. – Слезы – это нормально.
К своему ужасу, Риттер чувствовал, что в нем нарастают душераздирающие скорбные рыдания. Чтобы сдержать их, ему потребовалось напрячь все свои силы. Он не был уверен в том, что сможет все время преодолевать это чувство. Но холодная, дальняя часть его сознания сказала: «Что ж, ладно» – и потянулась во тьму.
Если они намерены так вести игру, остается подыграть им, парировать удар и контратаковать. Он представил себе Фреки, как будто тот был человеком: массивный, подвижный, волосатый, опасный. Готовый убить при необходимости, но совершенно лишенный злобы и безоговорочно преданный своим друзьям. Этакий волчий характер. Слой за слоем он создавал этот образ, пока не осталось лишь дать ему имя, подходящее для человека. Риттер выбрал имя Влад. «Влад, – подумал он. – Иди сюда». Волк не поймет, почему в его сознание впечатался образ незнакомого человека. Зато он обучен исполнять команды. И он сразу же выбрался из канавы, в которой прятался.
Одновременно Риттер дал волю слезам. Ему, как он понял с великим изумлением, было о чем поплакать. О потерях, которые он никогда не оплакивал. О страданиях, которые он претерпевал, а потом запирал в себе. Ну что ж, теперь пора заставить их поработать на себя.
