Потом было просветление. Сизое небо. Жесткий песок. Скалы, нависшие над узкой песчаной полоской, скрывающие огонек. И в этот момент, борясь с болью и благодаря ее за то, что вернула разум, Павлыш прислонился к скале, достал тюбик с соком, допил его. Стало еще муторней, но голова просветлела. И Павлыш заспешил вперед, боясь снова потерять сознание, сойти с ума.
Но слон все шел и шел сзади. И шаги его были тяжелы. Казалось, песок вздрагивает и прогибается под ним.
Беспокоило отсутствие огонька. Вдруг пройдешь мимо, но не было сил свернуть, взобраться на скалу. Павлыш никак не мог сообразить, сколько времени прошло с тех пор, как он свернул на мыс.
А слон совсем близко. Дышит в спину. Павлышу всего-то нужно повернуть голову, и видение исчезнет. Но никак не мог заставить себя это сделать. Он устал не только физически. Устало все: и разум, и чувства — мозг отказывался впитывать новые образы, реагировать на них, пугаться их или игнорировать. Было в общем все равно, идет ли сзади слон или он — плод воображения.
И все-таки Павлыш оглянулся. Он надеялся, что никого там нет, кроме тварей.
Но слон был. Нет, не слон, никакой не слон. Аморфная громада непонятным образом покачивалась сзади, соизмеряя движение со скоростью человека, даже припадая на одну сторону, будто приволакивая ногу. У нее не было ни глаз, ни хобота. Только в самых неожиданных местах вдруг вспучивалась светлая оболочка, образуя короткие щупальца.
Павлыш включил фонарь. И тут же пришла злость, которую так безуспешно старался вызвать в себе Павлыш. Ведь несколько десятков метров, несколько шагов осталось до цели, до огонька! Так нельзя… Это нечестно, нечестно со стороны планеты.
Громада не отступала. Лишь в том месте, куда уперся луч фонаря, образовалась воронка, словно свет ощутимо давил на оболочку. Павлыш провел лучом по телу громады, и та с неожиданной легкостью ушла из-под луча, разделившись на две формы, став похожей на песочные часы.
Павлыш выхватил пистолет, нажал гашетку, но луч протянулся тонкой полоской, нежаркой и нестрашной, и оборвался, не достигнув громады. Павлыш выкинул пистолет. Он был тяжел, он оттягивал руку, он был совершенно бесполезен.
Павлыш и громада стояли друг перед другом. Павлыш выключил фонарь. Громада расширилась в середине и снова стала бесформенным кулем ростом с двухэтажный дом. Одна из тварей неосторожно подлетела близко к ней, вытянувшиеся из оболочки щупальца схватили ее и упрятали в тело. И нет твари.
— К черту! — сказал Павлыш, и громада качнулась, услышав голос. — Я все равно дойду.
И он повернулся к громаде спиной, потому что ничего иного не оставалось. И пошел. Дождь слишком громко стучал по шлему, и звенело в ушах. Но надо было идти.
Громада настигала его. Он чувствовал это и не оборачивался. Скалы расступились. Мыс кончился. Одна скала, выше других, с плоской вершиной, стояла на самой оконечности мыса. И на ней горел огонек, ослепительно яркий фонарь, укрепленный на столбе. Вокруг света вертелись твари, и почва вокруг столба была усеяна их трупами. До вершины столба, до площадки, на которой крепился фонарь, было метров пять. Черный кубик, метра в два высотой, умещался на этой площадке рядом с фонарем. Там, верно, находилась силовая установка, питающая источник света. И все.
Не было ни домика с открытыми окнами, ни пещеры, в которой горел огонь, ни даже действующего вулкана. Был автоматический маяк, установленный кем-то, кто живет далеко и вряд ли наведывается сюда.
И путешествие потеряло смысл. Павлыш вполз на скалу, с одной стороны она была пологой. Этот последний отрезок пути отнял все силы. Их неоткуда было брать — человек может одолеть любые трудности, если впереди есть цель, а если ее нет…
Громада тоже ползла на скалу, чуть быстрее, чем Павлыш. И когда он дотронулся, наконец, до гладкого столба, блестящего под дождем, громада выпустила щупалец и дотронулась до ноги Павлыша. До больной, онемевшей ноги. Жуткая боль заставила вскрикнуть, потому что ядовитый щупалец коснулся раны.
Павлыш отдернул ногу, прижался к столбу, и рука вцепилась в перекладину. Короткие перекладины торчали по обе стороны столба — по этой лестнице забирался, наверно, смотритель маяка. Человеком двигал лишь инстинкт самосохранения. Сознание отключилось, лишь билась мысль: хорошо бы приехал смотритель… Потом была темнота, и снова резкая боль — другой щупалец елозил по ноге. Сознание вернулось лишь на площадке маяка. Как сумел одолеть эти пять метров, обессилевший Павлыш так и не понял. Он смотрел вниз. Светлая громада обволокла столб и медленно ползла по нему вверх. Павлыш выхватил кож, полоснул им по первому из взобравшихся на площадку щупальцев, тот исчез, но на его месте появился новый. Павлыш помогал себе лучом фонаря, заставлявшим щупальца замирать, но их было много, и уже со всех сторон они лезли на маленькую площадку, поднимаясь над краем, как лепестки хризантемы.
