Выходили порознь. Кастальский, хорошо изучивший расположение дворов, перелез через забор. Герта ушла к себе на Максимилиановский. Жорж свернул к Невскому. На углу он встретился с Кастальским и вдвоем они направились к Герте. Когда проходили по набережной, заметили вахтера и притворились пьяными: почему-то решили, что на пьяных меньше обратят внимания.
На квартире у Герты Кастальский выбросил молоток в форточку. Окно выходит в тупичок между двумя капитальными стенами. Утром Герта уехала в Москву продавать похищенные вещи. Только гарнитуры шелкового белья и несколько пар чулок осталось у Марго. Она обещала продать их в Риге, где жил ее дядя.
Кастальского провожали шумно, убежденные, что все следы заметены и никаких улик против них не найти. Когда узнали от матери Кастальского, что Владиком интересуется милиция, пошли на авантюру с телефонным звонком и подбросили чулки на квартиру вахтера. На другой же день Марго уехала в Ригу.
3
Жоржа увели в камеру и его место у стола заняла костлявая девица с крысиной мордой. Перед Соколовым уже лежала справка: Герта Гонтарь… две судимости за кражи; жила без прописки в разных городах; связана с уголовным элементом…
Она сидела, закинув ногу за ногу, и аккуратно подносила папиросу к пепельнице. Молчанье Соколова ее не смущало.
— Известно вам, почему вас арестовали?
— Понятия не имею.
— Расскажите, зачем вы двадцать восьмого апреля уезжали в Москву и какие вещи находились в вашем чемодане и портфеле.
— Я никуда не уезжала и никаких вещей у меня нет.
— Вот копии квитанций из камеры хранения багажа. Познакомьтесь.
— Да, вспомнила. Я ездила в Москву к знакомым и отвозила им вещи.
— Фамилии знакомых?
— Не помню.
— А Георгия Скулякова — парикмахера Жоржа тоже не помните?
— Первый раз слышу.
— И Владислава Кастальского не помните.
— Никогда не слыхала.
— Может быть вы объясните, как попали к ним ваши фотографии с вашими надписями.
— Мало ли кому я даю свои фото, всех не упомнишь.
— С кем вы бывали в ресторанах в последнее время?
— Кто приглашал, с тем и бывала. А фамилии меня не интересуют.
— Решили запираться?
— А мне сознаваться не в чем.
— Значит все правильно!
— Что правильно?
— Правильны показания ваших сообщников. Убивали вы. Они только помогали.
Гонтарь оскалила зубы и ухватилась за край стола.
— Врете! Никто ничего обо мне сказать не мог. Не поймаете.
В комнату вошел Филиппов и подал Соколову какой-то пакетик, завернутый в бумагу.
Герта не отводила глаз от своего вчерашнего партнера по танцам.
Соколов развернул пакет и поверх фотографий, протоколов, квитанций положил старый, успевший покрыться красноватой чешуей ржавчины, молоток.
Гонтарь долго смотрела на него, не мигая, не шевелясь, как будто оглушенная этим орудием убийства.
Соколов повысил голос:
— Будете говорить?
Гонтарь смяла папиросу и, бросив на пол окурок, хрипло проговорила:
— Пишите.
4
В Ригу Филиппов приехал утром. Из привокзального пикета он позвонил по телефону, полученному от Соколова.
Знакомый женский голос с привычной игривостью ответил вопросом на вопрос:
— А кто говорит? — («Ховорит», — прозвучало в телефонной трубке.)
— Вы меня не знаете. Я привез вам привет от Жоржа.
— Когда вы его видели?
— Вчера. У него неприятности. Мне очень нужно с вами встретиться.
— Когда?
— Чем скорее, тем лучше. Я должен передать вам кое что, очень для вас важное.
— Я сейчас выйду. Встречайте меня на бульваре Райниса, под часами. А как я вас узнаю?
— Не беспокойтесь, я сам к вам подойду.
— Выхожу.
Вот она идет, блондинка с родинкой у левого уха, — таинственная Марго, которую Филиппов безуспешно искал по танцевальным залам, на улицах и в ресторанах Ленинграда.
Она издали заметила пристальный взгляд Филиппова, улыбнулась и спросила:
— Куда мы пойдем?
— Ведите меня туда, где меньше людей.
— Почему я вас не знаю?
— В Ленинград я недавно вернулся…
Они перешли площадь, свернули на пустынную, сырую аллею парка и отыскали одинокую, никем не занятую скамью.
Марго тотчас же придвинулась поближе к Филиппову и нетерпеливо подергала его за рукав.
— Рассказывайте скорее, не томите меня. Что там случилось?
— Вчера арестовали Герту.
