1
До войны Виктор Леонидович Соколов был безусым юношей. Бриться он начал на фронте. В мешочек полученного им фронтового подарка чьи-то заботливые руки уложили простенький станочек безопасной бритвы. Солдатская бритва продолжала служить ему и после войны. Каждое утро Соколов привычно намыливал щеки и в три минуты сбривал чуть выросшую за сутки бороду.
В этот день он, впервые изменив долголетней привычке, повременил с бритьем до вечера и пришел в парикмахерскую на Невском проспекте.
Ждать пришлось долго. Соколов уже дважды пропустил очередь. Он ждал «своего» мастера. Наконец освободилось третье кресло справа, и Соколов вошел в ярко освещенный зал. Длинноногий парикмахер в белом халате окинул его оценивающим взглядом и, чуть наклонившись, полуутвердительно спросил:
— Будем бриться?
— И стричься, — добавил Соколов.
Так вот он Жорж! Теперь Соколов имел возможность сколько угодно всматриваться в его лицо. Никаких подозрений не мог вызвать у Жоржа такой интерес к его личности. Что еще остается делать человеку, облаченному в простыню и сидящему у зеркала, как не разглядывать своего мастера.
Жирное, самодовольное лицо. Наглость и трусость в маленьких сдвинутых к носу глазах. Неторопливые движения мягких, надушенных рук. Эти руки видела старушка в доме на Мойке… Какое орудие убийства держали они тогда?..
Ни один мускул не дрожит на лице Соколова. Обычный клиент у обычного мастера.
Жорж начал обрабатывать затылок клиента и наклонил его голову. Теперь Соколов видел только выстроившиеся на мраморной доске пузырьки с одеколоном и вежеталем. Прямо перед его глазами чернела надпись на флаконе:
«Цена освежения: Идеал на лицо — 1 р. Идеал на голову — 2 р.»
Было в этой надписи что-то от самого Жоржа, от его усиков и наглых глаз.
— Головку помоем?
— Обязательно.
Жорж стал заметно внимательней. Он, видимо, не ожидал ничего путного от клиента в гимнастерке с потертыми рукавами. Неожиданно появилась надежда заработать на дополнительных операциях. Клиент денег не жалел.
— Будете, извиняюсь, приезжие?
— Ленинградец.
— Не горячо?
Жорж щедро поливал редкие волосы Соколова теплой водой и развлекал клиента старыми анекдотами.
— В промкомбинате, извиняюсь, работаете?
Соколов утвердительно мотнул головой. Пальцы Жоржа стали еще мягче. Они ласкали щеки и подбородок Соколова, разглаживая воображаемые морщины. Они порхали, размахивая крылышками белейших салфеток. Чуть поджатые и оттопыренные мизинцы выражали беспредельное уважение к клиенту.
— Головку будем сушить?
— Пожалуй.
Поднимаясь с кресла, Соколов поощрительно сказал:
— Хорошо работаете.
Жорж по-холуйски поклонился и доверительно сообщил:
— Кто хоть раз у меня побывает — к другому не пойдет. Будьте здоровы. Заходите.
— Обязательно.
2
Соколов стал постоянным клиентом. Он приходил обычно по вечерам, перед закрытием парикмахерской и Жорж встречал его, как старого знакомого:
— Прошу, Виктор Леонидович.
Не задавая лишних вопросов, он по заведенному порядку подстригал, брил, «освежал» и сообщал вчерашние новости.
Только кассирша парикмахерской с неприязнью встречала нового клиента. Она знала его скверную манеру подолгу копаться в карманах, расплачиваться чуть ли не пятаками и по нескольку раз пересчитывать сдачу. Расплатившись, он еще долго закуривал и одевался так медленно, как будто у него болели все кости.
Каждый вечер в парикмахерскую к Жоржу приходили его друзья. Здесь в вестибюле они встречались, болтали, называли друг друга по имени, обменивались телефонами. Пересчитывая медяки у окошечка кассы, Соколов вслушивался в каждое слово, запоминал лица, записывал клички и телефоны. Он высматривал блондинку с родинкой у левого уха. Но Марго не появлялась. Он ждал упоминания о Кастальском и дождался.
Разговор происходил за его спиной. Какая-то женщина говорила свистящим раздраженным шепотом:
— Эти письма начинают меня злить. Зачем он упоминает о старухе? Напиши ему — пусть будет осторожнее.
Несколько монет выпали из рук Соколова и раскатились в разные стороны. Искать их было нелегко. Пришлось отодвигать стулья и заглядывать во все углы.
