Анатолий Яковлевич с нехорошим предчувствием вскрыл конверт.
Неизвестный автор в грубой форме предупреждал Корчагина о расправе, предлагал «до первого сентября убраться из колхоза»…
Что такое?! Злая шутка? Неумная игра? И текст — что-то из тридцатых годов, кулацкие прямо-таки угрозы…
Анатолий Яковлевич нахмурился, позвал жену.
— Вот балуется кто-то, — неуверенно сказал он. — Видишь, переписали откуда-то…
Жена тоже прочитала, изменилась в лице.
— Да нет, Толя, что-то тут не так. Не похоже на баловство-то.
Снова, теперь вместе, перечитали письмо. Да, сомнений не оставалось: незнакомец от имени каких-то людей на полном серьезе требовал, чтобы секретарь парторганизации убирался из колхоза по-хорошему. Иначе…
— Обидел кого сильно? — спросила жена. — Может, несправедливо с кем-то обошелся, вот люди и…
— Нет, не припомню. — Корчагин пожал плечами. — Требую со всех одинаково — партийной дисциплины, хорошей честной работы… Думаю, кто-то дурно пошутил, под настроение. Ладно, не думай об этом.
На том и порешили. Вспоминать о письме было некогда: на дворе стояла уже весна, в колхозе начались полевые работы, и у секретаря парторганизации хлопот прибавилось. Потом Анатолия Яковлевича избрали председателем Староведугского сельсовета. Новая работа захватила его, и письмо забылось. Но аноним вскоре дал о себе знать — пришло второе злобное письмо, за ним третье. Автор снова угрожал, требовал, оскорблял…
Корчагин забеспокоился не на шутку, поделился своей озабоченностью с товарищами по работе. Оказалось, что подобные письма получил не он один, еще одиннадцать человек. И во всех — один стиль, одна рука: угрозы, проклятия, требования покинуть колхоз «по-хорошему». Письма получили заведующий участком, конюх, свекловичница, зоотехник, механизатор… Словом, не только руководители. Во всех анонимках неизвестный выступал якобы от группы лиц, грозил физической расправой. Надо было что-то предпринимать. Стало ясно, что пишет эти подметные пасквили кто-то из своих, местных, — хорошо знает людей, род их занятий, черты характера.
Мириться дальше с оскорбительной, противозаконной деятельностью анонима никто не хотел. И жители воронежского села Старой Ведуги, что в Семилукском районе, обратились к чекистам — помогите.
В результате принятых мер писака был найден. Им оказался местный житель, агроном колхоза И. В. Струков, довольно молодой человек (1946 года рождения). Поначалу Струков отказывался, клялся в своей непричастности к анонимным письмам, но потом, под действием неопровержимых улик, сознался.
Что же руководило этим человеком? Зачем изводил своих односельчан гнусными анонимками? Какую преследовал цель?
Эти и другие вопросы задавали Струкову и чекисты, и односельчане на суде. И постепенно прояснялся внутренний облик анонима — карьериста, завистника, самовлюбленного эгоиста, злобного клеветника.
Суд сурово наказал пасквилянта, а еще суровее осудила Струкова народная молва.
Да, как говорится, в семье не без урода. И, может быть, не стоило рассказывать об этом случае, если бы он был единичным, если бы не потребовалось выявить антиобщественную сущность анонима-пасквилянта и сказать об этом во всеуслышание. Многие из анонимов, искажая наш социалистический строй, клевеща на партийных, советских работников, на других честных людей, совершают преступления. И, разумеется, прощать им этого нельзя…
В одно из областных учреждений был направлен документ, подписанный, как оказалось впоследствии, вымышленной фамилией. В этом документе аноним с клеветнических позиций изображал советскую действительность, деятельность КПСС и государственных учреждений. Не жалел для этого самых грязных слов.
Несмотря на все его ухищрения, аноним был установлен и изобличен. Им оказался житель одного из районов области Т. Б. Носков, трижды судимый за уголовные преступления. По месту работы он характеризовался отрицательно, злоупотреблял спиртными напитками. В коллективе, естественно, не пользовался уважением и авторитетом.
С Носковым была проведена беседа, и он предупрежден о недопустимости подобных действий, противоречащих интересам государственной безопасности СССР.
