Женщина за рулем была рыжеволосой ровно настолько, насколько подобное можно сказать о платиновой блондинке. Заметив его смятение, она сняла темные очки и, сверкнув угольками глаз, чуть улыбнулась.
— Это парик. Садись. В моем распоряжении есть три часа.
Дункан не заставил себя упрашивать, и спустя несколько минут они уже ехали к хорошо знакомому отелю в Топанге. Однако, не доезжая до него, незнакомка свернула вправо, по направлению к небольшому бунгало, возле которого и остановилась, пояснив:
— Я сняла его на месяц. Так будет удобнее.
Удобнее, удивился Дункан. Для чего? Почему? Поразительно, что такое прекрасное создание прибегает к услугам «платного» мужчины, когда множество других сочли бы ее общество за честь. Таинственность сидящей рядом с ним женщины завораживала, заставляя горячую кровь все быстрее бежать по жилам. Дункан чувствовал, как нарастающее возбуждение все сильнее охватывает его.
Из последних сил сдерживая свою страсть, он последовал за женщиной в дом. Но лишь дверь захлопнулась за их спинами, Дункан перешел к решительным действиям.
Оказавшись в бунгало наедине с незнакомцем, Терранс ощутила на шее его горячее дыхание, а спустя мгновение — руки, нетерпеливо обвившие ее. Все мысли, до этого занимавшие женщину, вдруг уплыли куда-то, уступив место желанной отрешенности от всего сущего.
Терранс сделала усилие и вырвалась из объятий любовника, чтобы затем вновь броситься в них с какой-то неистовой одержимостью.
— Люби меня, люби! — прошептали ее губы словно в горячечном бреду, и он накрыл ее рот своим, требовательным и не менее жадным до ласк.
Она чувствовала, как реальность окончательно вымывается из сознания, мир скручивается в разноцветную спираль и, как в волшебном сосуде, сосредотачивается в этих властных, настойчивых губах. Его губах!
Дункан в исступлении срывал с нее одежду, торопясь слиться с Терранс. Прерывисто дыша, он был подобен гончей, настигшей добычу и требующей законного вознаграждения.
Ее пальцы пробежали по его груди, ловко расстегивая пуговицы и стягивая вниз рубашку. Тело мужчины, распаленного желанием, манило ее, заставляя предвкушать ту радость, которую она испытает под его тяжестью, когда они сплетутся воедино в объятиях страсти.
Оставшись лишь в узких плавках, Дункан подхватил Терранс на руки и ринулся в спальню, справедливо опасаясь, что, одержимые обоюдным сумасшествием, они могут и не добраться до кровати. Терранс, прильнув к его обнаженному торсу, не прекращала ласк. Заключив в ладони лицо мужчины, она играла ртом с его губами, дразнила языком, все больше и больше возбуждая.
Ворвавшись со своей ношей в спальню, Дункан опустил ее на кровать. Терранс, не разжимая объятий, потянула его за собой.
— Возьми меня!
Ее вскрик прозвучал в ушах Дункана сладчайшей музыкой. Он торопливо избавился от стесняющей его последней детали одежды и с безудержным напором вошел в нее. Его возлюбленная прогнулась под ним, желая вобрать в себя орудие страсти нетерпеливого любовника.
Подобно двум частицам, соединенным в целое древней как мир силой любви, они упивались друг другом в торжественной тишине. Им казалось, что любые слова прозвучат кощунственно, пока говорят их тела.
Все желание, все страстное томление, испытываемое на протяжении нескольких дней, Дункан спешил излить в эти волшебные Минуты на любимую. Он уже знал, что отныне связан с ней самыми могучими чарами, какие только есть на свете, и никто не в состоянии вырвать ее из его объятий.
Восторг радостным фейерверком взорвался где-то внутри Терранс, и она, всхлипнув, теснее прижалась к груди мужчины, мечтая о том, чтобы это чудесное мгновение длилось как можно дольше…
Утолив первую страсть, они, тяжело дыша, упали рядом, продолжая безмолвный разговор взглядами.
Кто ты? — спрашивала Терранс у незнакомца. Моя погибель или мое спасение?
Дункан мягко улыбался, словно отвечая: и то и другое. Потому что подобная погибель и есть высшее благо, даруемое нам судьбой…
Серые тени проникли в комнату сквозь плотно зашторенные окна и расползлись по стенам, полу, потолку и двум неподвижно лежащим обнаженным телам в постели. Только дыхание и исполненные любви взоры выдавали присутствие в них жизни.
