* * *
В роскошной ванной комнате азиатского консульства журчала вода. Падре Стефано, посещая своего друга, не мог отказать себе в удовольствии пополоскаться в небесно-голубой ванне консула.
Серебряков нервно ходил по коридору. Подошел к двери, постучал.
— Ты скоро, Стефан?
Вода перестала журчать.
— Рад бы скоро, да грехи никак не отмою.
— Хватит балагурить! Дело очень серьезное и срочное.
Минут через десять оба подпольщика сидели в кабинете. На плечах у Стефана болтался, как на вешалке, необъятно широкий, но прикрывавший только колени дорогой пушистый халат из гардероба консула. Сквозь опущенные жалюзи в комнату врывался шум города. Вдалеке прозвенел трамвай. Серебряков молча протянул Стефану пачку сигарет. Тот вытащил одну, наклонился к зажигалке, с удовольствием затянулся.
— Хорошо-то как! Не верится, что война.
— К сожалению, война, Стефан. И не всегда в нашу пользу. Марио сообщил, что адрес типографии передал гестапо барон Помпили, который получил его от Паскутти. Чуяло мое сердце, что он предатель. Марио удалось подслушать бурное объяснение между подполковником Капплером и бароном. Капплер кричал, что барон его подвел, что вместо осведомителя сунул ему «партизана», а Помпили уверял, что Паскутти «честнейший» человек и что он «еще кое-что знает». А знает он о траттории «У Лозы» и о военнопленных. Кстати, те трое, которых ты спас, просили передать тебе их глубочайшую благодарность. Мы их перевели в безопасное место. Тратторию придется временно законсервировать, пока мы не избавимся от Паскутти. Трибунал штаба Сопротивления приговорил его к смерти.
— Я готов исполнить приговор.
— Нет, эту операцию мы берем с Бальдо на себя. Бальдо он знает и расшифровывать кого-либо другого вряд ли имеет смысл. Я буду подстраховывать Бальдо. Он сообщил Паскутти, что на одну из римских окраин должны перебросить десять русских военнопленных, и попросил помочь перевезти их в Монтеротондо. Паскутти клюнул на это, сказав только, что с ним будет помощник — шофер, как ты сам понимаешь, видимо, полицейский агент. Расчет у нас простой: Паскутти наверняка постарается втереться к нам в доверие, чтобы узнать побольше. Поэтому заранее никому ничего рассказывать не станет. А нам терять с ним времени нельзя. В общем, на окраине машину буду ждать я… Теперь о тебе. Прошу и приказываю, Стефан, не предпринимать в эти дни никаких шагов. Посиди в своем «Руссикуме» и подумай, как можно обезвредить майора Хенке. Он начинает доставлять слишком много хлопот, и командование Сопротивления предложило с ним покончить. Далее, в связи с расстрелом немецкой комендатурой нескольких заложников полковник Молинари планирует на днях ответную акцию против эсэсовцев. Мы в ней не участвуем, но надо помочь его ребятам достать взрывчатку.
— Поможем. У Луиджи есть небольшой запас…
— Очень хорошо. У тебя еще есть какие дела на ближайшее время?
— Есть. Нужно побывать в театре «Одеон» и посмотреть, как ребята разбросают в конце спектакля антинацистские листовки. Текст я уже передал Людмиле. И как это немцы разрешили дать «На дне», понять не могу!
— Они, наверное, никогда не читали Горького.
— Сомневаюсь. Наши противники из гестапо — люди грамотные. Кстати, Людмила говорила, что к ней настойчиво пристает с разговорами старая торговка из винной лавочки: «Девушка, ваши соотечественники проливают кровь за свободу, а вы, молодая, полная энергии, сидите сложа руки».
— Может быть, пристает неспроста. Хотя…
— В том-то и дело, что «хотя». Мы, как саперы, ошибаемся только один раз. Иногда думаешь, что человек провокатор, а он оказывается честнейшим патриотом. Что ж, господин Паскутти объявил себя «сочувствующим» и, главное, все разумно доказал. Я отслужу молитву на очередном бдении в своей богадельне за упокой его черной души. Между прочим, господин мажордом, не мешало бы выпить по рюмке хорошего коньяка из запасов его превосходительства посла за успех твоей операции, Владимир. Я вынужден с огорчением заявить, что должен значительно сократить ваши запасы спиртного, синьор. Прошу ящик «Курвуазье».
— Опять «Курвуазье»? Да ты с ума сошел, Стефан!
