Демельза провела пальцами по платью, проверяя, всё ли с ним в порядке.
— Клоуэнс...
— Да, мама?
— Не знаю, как это сказать. А может, в этом нет необходимости. Возможно, всё уже понятно.
— Пожалуй, лучше тебе все-таки облечь мысли в слова.
Демельза еще колебалась, глядя на дочь.
— Клоуэнс, тебе предстоит принять решение, и не позволяй влиять на него...
— Чему?
— Я не хочу, чтобы на твое решение повлияло то, что лорд Эдвард — богатый аристократ и владеет многими вещами, которые тебе недоступны.
— Разумеется, мама.
— Но это также означает, что ты не должна иметь против него предубеждений из-за его богатства. В тебе так много от отца, и ты прекрасно знаешь его отношение к богатству и привилегиям. Я... я не думаю, будто он женился на мне только потому, что я дочь шахтера, но ироничность этого поступка наверняка пришлась ему по душе... Но в некоторых вещах он такой же твердолобый, как и остальные, как ты сама прекрасно знаешь... Кажется, лорд Лансдаун ему нравится, поскольку в парламенте их взгляды во многом совпадают. И потому... — она умолкла и пристально посмотрела на Клоуэнс. — Постарайся обдумать всё хорошенько, оценить свои мысли, чувства, привязанности, отзывается ли он теплом в твоем сердце и есть ли это тепло в его сердце. Любовь может прийти. Но главное — думай только об Эдварде... — Демельза пожала плечами. — Я знаю, это невозможно.
— Но такой брак, если до этого дойдет, он тебя обрадует?
Демельза задумалась.
— Мне следовало бы порадоваться, учитывая обстоятельства. Но нет, Клоуэнс, я не обрадуюсь, если это не принесет тебе счастья. Но конечно, я была бы рада такому жениху. А какая бы мать не была счастлива на моем месте?
Клоуэнс снова принялась распутывать колтун в волосах.
— В любом случае, мама, я уверена, это просто каприз. У Эдварда наверняка здесь бессчетное число юных леди, и он всех их учит стрельбе из лука. Завтра я поеду взглянуть на его дом, во время прогулки вместе с другими гостями. На следующей неделе мы благополучно уедем домой и нашей самой важной проблемой будет какую шляпку выбрать для путешествия.
— И ты с нетерпением ждешь отъезда?
Клоуэнс задумалась на мгновение.
— Нет. Мне здесь нравится.
— Мне тоже.
— Вчера вечером я заметила, как один джентльмен пригласил тебя поиграть в бильярд. Это был сэр Джон Эгертон?
— Да.
— И как тебе удалось отказаться?
— Я сказала ему, что наверняка сломаю стол.
— Как ты думаешь, мама, для обучения игре в бильярд необходим такой же тесный контакт, как и при стрельбе из лука?
— Нет, если за этим присматривают другие дамы.
Ill
Демельза начала играть в вист, когда Джереми уже стал взрослым, и она даже пристрастилась к картам — в то время ее и Клоуэнс уговорили составить компанию. Потом они время от времени играли, когда был дома Росс. Так что ни она, ни Клоуэнс не стали отрицать, что умеют играть, когда их пригласили на пару партий. Обычно бесстрашная Клоуэнс испытывала приступ паники и даже слегка тряслась, играя в карты.
Демельза дважды играла в паре с Поуис-Джонсом и надеялась, что ее периодические оплошности испортят чудесную дружбу, но, похоже, ничто не могло разрушить его высокое мнение о Демельзе. Два вечера в доме играл оркестр, а еще два устраивали танцы. Правда, ничего особенного, в зале не танцевало больше девяти или десяти пар, никакой толчеи. Клоуэнс в кои-то веки с благодарностью вспоминала уроки миссис Граттон, а Демельза пусть и не знала все па, но двигалась с легкостью, и этого было вполне достаточно. Приятные вечера, когда на тебя смотрят, но при этом не оценивают и не критикуют. И в значительной мере за это следовало отдать должное леди Лансдаун — она, пусть и дочь графа, но порхала по залу с таким беззаботным очарованием, что каким-то образом отметала любую чопорность и строгость, которые могли бы всё испортить.
Посещение Бремхилла прошло в компании двух других гостей — вполне удачно, но без определенного результата. Четверг был очередным днем визитов, в пятницу — снова скачки, в субботу — любительский спектакль, в котором убедили принять участие Клоуэнс.
Босоногая Клоуэнс, думала Демельза, скачущая по пляжу на вороном коне бешеным галопом, с развевающимися белокурыми волосами, прямодушная, сбежавшая из школы только потому, что посчитала обучение нудным, неспособная вести легкомысленные беседы, каких ждут от элегантных юных леди, теперь готовилась предстать перед утонченной публикой в образе некой Марии из пьесы под названием «Школа злословия».