Когда Лютров остановил машину у большого щита с надписью «Берегите птиц и зверей», дед удовлетворительно заключил:
— Славно докатили. Сколько те за проезд?
— Будете богаче меня, тогда и расплатитесь.
— Ишь ты, богаче… Не дождешься, брат.
Придерживая приоткрытую дверцу, он спустил ногу на землю, но не вышел, а повернулся к Лютрову и с достоинством поблагодарил:
— Ну, спасибо, уважил.
Вспомнив этого попутчика, Лютров пожалел, что поздно выехал; за полтора часа езды он не встретил на дороге ни души, а впереди еще половина пути.
Ребята из экипажа предпочитают жить в гостинице в перерывах между полетами, а не мотаться в город и обратно, вроде своего командира. И теперь спят, наверное. Или играют в преферанс.
Впрочем, штурман Саетгиреев наверняка или спит, или скучает по своей жене-музыкантше. Если двигателисты не продлят ресурс своим изделиям на «С-44», то завтра они сделают последний полет перед заменой всех четырех двигателей, и тогда Саетгиреев сможет погостить недельку-другую дома.
Полеты на этой большой машине, связанные с освоением новых навигационных систем, длятся весь апрель, и почти все это время больше всех занят штурман. Через два-три полета в экипаж присылают нового стажера-оператора, чтобы Саетгиреев ознакомил его с навигационным комплексом. Если не считать нескольких опытных агрегатов, установленных па двигателях, да хозяйства Саетгиреева, то «С-44» можно считать обычной серийной машиной, и для экипажа это скорее рейсовые, чем испытательные полеты. Лютров со вторым летчиком, подменяя друг друга, всегда находят время отдохнуть, откинувшись на сиденье катапультного кресла. Впрочем, завтра и Саетгирееву будет полегче, ему поставили новый локатор, с которым нужно как следует освоиться одному, без стажера. Ему для этого достаточно одного полета. Отличный навигатор. Спроси, в любую минуту скажет, огни какого городка под самолетом. Все небесные пути ему так же знакомы, как Лютрову вот эта междугородняя магистраль до поворота на приаэродромный городок. А там, на узкой бетонке, уже и машин не встретишь. Разве что кошек да собак. Но еще задолго до поворота в ста метрах от автостанции появится холмистое возвышение, приметное желтой раной песчаного карьера. По ту сторону холма, на отлогом спуске к реке, немногим больше трех месяцев назад разбился опытный самолет «С-14»…
При слабом свете приборных ламп вишневые чехлы сидений «Волги» кажутся черными. Тускло лоснится брошенная рядом на сиденье кожаная куртка. Под ней должны быть сигареты. Но глядя, Лютров нащупывает скользкую пачку, закуривает и приспускает окошко дверцы.
Дохнуло по-летнему теплой ночью, прелыми запахами леса. Осинник вот-вот обрядится в листву, зашумит, заговорит птичьими голосами, а давно ли сошел снег?..
Он еще белел в оврагах и на затененных скатах холмов, когда Лютров второй раз побывал на месте катастрофы «С-14» с номером «7» на фюзеляже. Машину так и называли «семеркой».
За все годы работы на фирме он не помнил катастрофы с таким исходом, хоть никогда за всю историю авиации не создавалось так много экспериментальных машин, как в это время, никогда столь многое не зависело от работы летчиков-испытателей.
Никто из экипажа не успел покинуть самолет, да и не мог. Погибли все четверо: Георгий Димов, сильный, стройный, как гимнаст; Саша Миронов, рыжеголовый, ото лба до плеч усеянный веснушками, не покидавшими его со школьных лет, как и незамутненная доверчивость к людям, отзывчивость на веселье; Сергей Санин, невозмутимо добродушный, с выразительной усмешкой большого подвижного рта, и Миша Терской, стеснительный юноша, красневший от анекдотов своего коллеги Кости Карауша, и даже — когда ему звонила мама, воспитанная и совсем еще молодая женщина… Летчики, штурман, радист.
Обходя по краю глубокую ямину, Лютров ступал по темным плешинам обгоревшей земли и живо вспоминал бесноватые лохмы огня, хлопающего на ветру рваными полотнищами: приглаженный метелью снег, усыпанный сажей в направлении ветра; стекающий в овраг керосин, слизавший сугробы с легкостью кипящей лавы, и в дыму над ним цепкие шлейфы пламени.
