Маркус заскочил домой переодеться: встреча с шефом была назначена только на 9 вечера. По обыкновению, долго колебался, какой пиджак выбрать. И остановился на самом рабочем. Самом серьезном, чтобы не сказать нудном. В нем он выглядел как гробовщик в отпуске. Когда он снова сел в скоростное метро, там что-то случилось. Пассажиры уже начинали волноваться. Им не хватало информации. Что там — пожар? Попытка самоубийства? Никто толком не знал. Вагон, в котором сидел Маркус, охватила паника, а он думал прежде всего о том, что заставит патрона ждать. Так и получилось. Шарль уже минут десять сидел за столиком перед бокалом красного вина. Он нервничал, и даже сильно нервничал, потому что никто и никогда не заставлял его столько ждать. И уж тем более служащий, о чьем существовании он до сегодняшнего утра вообще не подозревал. Но к его раздражению уже примешивалось другое чувство. То же, что он испытал утром, но на сей раз, возвращаясь, оно стало еще сильнее. Что-то вроде неодолимого влечения. Этот человек и вправду был способен на все. Кто еще осмелился бы опоздать на подобную встречу? Кто еще способен так не уважать власть? Больше возразить было нечего. Этот человек достоин Натали. Неоспоримо. Математически. Химически.
Иногда, опаздывая, мы говорим себе, что бежать бесполезно. Говорим себе, что полчаса или тридцать пять минут — совершенно одно и то же. Так что лучше чуть-чуть продлить ожидание другого, чем появляться перед ним обливаясь потом. Именно так и решил Маркус. Он не хотел представать перед шефом багровым и запыхавшимся. Он знал: стоит ему чуть-чуть пробежаться, и он уже похож на новорожденного. Так что из метро он вышел в ужасе, что настолько опоздал (и не смог предупредить и извиниться, потому что у него не было номера мобильника шефа), но шагом. Так он и прибыл на ужин — практически на час позже назначенного времени, спокойный, очень спокойный. Черный пиджак подчеркивал эффект от его появления, придавал ему чуть ли не похоронный вид. Почти как в триллерах, где герои всегда молча возникают из сумерек. Шарль за время ожидания почти прикончил бутылку красного вина. И пребывал в романтическом, ностальгическом настроении. Даже не стал слушать оправданий Маркуса по поводу метро. В его появлении воплотилась вся красота и милосердие мира.
И вечер поплыл дальше на борту этого первого триумфального впечатления.
На протяжении всего ужина Маркус не переставал поражаться поведению Шарля. Тот лепетал, лопотал, заикался. Не мог закончить ни одну фразу. Вдруг начинал хохотать, но ни разу не засмеялся вовремя, когда собеседник пытался его насмешить. В нем словно случился сдвиг во времени. В какой-то момент Маркус осмелился спросить:
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Хорошо? Я? Знаете, со вчерашнего дня я прекрасно себя чувствую. Особенно сейчас.
Несообразность этого ответа только усилила ощущение Маркуса. Шарль не совсем сошел с ума. Во время редких просветлений он прекрасно сознавал, что слетел с катушек. Но ему не удавалось взять себя в руки. Его замкнуло. Швед, сидящий напротив, устроил короткое замыкание в его жизни, в его системе. Он изо всех сил старался вернуться к реальности. Маркус с его незавидным прошлым был недалек от мысли, что этот ужин — самый нудный в его жизни. А это что-нибудь да значило. И все-таки он не мог совладать с нарастающим сочувствием, желанием помочь этому блуждавшему в трех соснах человеку.
— Я могу что-нибудь для вас сделать?
— Да, безусловно, Маркус… я подумаю, это очень мило. Правда, вы такой милый… это сразу видно… по тому, как вы на меня смотрите… вы не осуждаете меня… я все понимаю… теперь я все понимаю…
— Что вы понимаете?
— Ну, понимаю про Натали. Чем дольше я на вас смотрю, тем больше понимаю, чего нет во мне самом.
Маркус поставил бокал. Он уже начал подозревать, что все это могло иметь отношение к Натали. Вопреки ожиданию, первым его чувством было облегчение. Первый раз кто-то заговорил с ним о ней. Именно в этот момент Натали стала высвобождаться из сферы фантазма. Она переходила в реальную часть его жизни.
