— Не все столь рационально смотрят на вещи, как капитаны и аристократы Тэя. Возможно, за время своих странствий я заразился привычкой не прислушиваться к доводам разума.
На самом деле он знал, что так действительно и было — от Эурида, Сторика и остальных наемников из Отряда Черного Барсука. За последнее время бард в первый раз подумал о них, ведь он изо всех сил старался гнать от себя эти воспоминания. В те времена они стали его верными друзьями, и он очень к ним привязался и получал истинное удовольствие от их совместных приключений. Но в конце концов получилось так, что из–за этих странствий их с Таммит жизни оказались разрушены, и поэтому он не мог думать о них без сожаления. Он осознал, что присутствие вампирши разворошило в его душе все эмоции и воспоминания, которые он старался похоронить поглубже.
— Во время нашего ночного разговора в саду я вела себя грубо, — произнесла она. — И огрызнулась на тебя после того, как мы убили волшебницу, слившуюся с кислотной магией. Я задавала себе вопрос…
Он удивленно уставился на неё.
— Не обезумел ли я настолько, что попытался убить себя?
— Ну да.
— Нет. Я никогда бы этого не сделал. Кажется, это противоречит моей натуре. Иначе я бы позволил тебе убить меня ещё тогда, в Тазарской крепости.
— Рада это слышать.
Он встряхнул головой.
— Разве тебе есть хоть какое–то дело до этого?
— В том здании я ведь рисковала своей шкурой, сражаясь бок о бок с тобой, разве не так? Меня сложнее уничтожить, чем простого смертного, но я вовсе не являюсь неуязвимой.
— Поэтому ты и пришла? Ждешь, что я рассыплюсь в благодарностях?
— Нет! Я просто хотела, чтобы ты понял. Когда я оттолкнула тебя раньше… Я уже говорила тебе, что хочу облегчить свое существование. Если бы ты страстно жаждал отведать ягод вишни, но тебе от них становилось бы плохо, где бы тебе было проще жить — под вишневым деревом или в дне езды от него?
Он вздохнул.
— Я понимаю, и ты была права. Не знаю, как ты поняла это, но я уже не тот Барерис, которого ты знала. — Он подумал о своей попытке взять Аота под контроль и о том, что из этого вышло, и этот поступок показался ему всего лишь последним звеном в бесконечной цепи его провалов и постыдных деяний.
Она кинула взгляд на восток, выискивая признаки приближающегося рассвета.
— Возможно, я не ошибалась, — произнесла она, — но теперь я вижу, что сказанное мною тогда — ещё не вся правда. Потому что, хоть мне и больно видеть тебя и говорить с тобой, продолжать держать дистанцию — это тоже в своем роде пытка.
Его горло пересохло, и он сглотнул.
— И каков же тогда ответ?
— Мы уже не та пара юных голубков, и нам никогда не вернуть те времена. Вампиры любить неспособны. Но я искренне полагаю, что нас объединяет одна и та же жажда мщения — даже сейчас, когда мир уже, кажется, находится на грани уничтожения.
— Да, — и в самом деле, когда он смотрел на мрачное, жестокое существо, в которое её превратили некроманты, гнев жег его изнутри, словно раскаленный камень.
— Значит, нам имеет смысл держаться вместе. Возможно, если мы попытаемся, то научимся чувствовать себя свободнее и уважать друг друга как товарищей.
Товарищей. Это было самое горькое слово из всех, что когда–либо звучали, но он кивнул и пожал её протянутую руку, постаравшись не вздрогнуть при прикосновении её плоти, так похожей на плоть мертвеца.
— Если мы собираемся быть друзьями, — произнес он, — тогда ты должна кое–что мне рассказать. Как ты, просто посмотрев на меня, узнала, что я настолько сильно изменился? Ты владеешь способностью заглядывать в глубины человеческой души?
Она улыбнулась.
— Да не особо. Когда ты в последний раз гляделся в зеркало или принюхивался к себе? Мальчик, которого я помню, прилагал множество усилий, чтобы выглядеть, как настоящий аристократ–мулан. Даже учитывая то, что мы росли в трущобах, ты всегда щеголял свежевыбритым скальпом и умудрялся оставаться чистым.
— Даже представить не могу, что вновь вернусь к обычаю брить голову. Один раз забросив это дело, понимаешь, сколько с ним возни.
Но, возможно, он обзаведется расческой.
* * *
Зеркало смутно осознавал, что этим именем его наградил один из его спутников, но больше не понимал, почему. На самом деле он даже не был уверен, кем были его товарищи. Он не мог вспомнить ни их лиц, ни имен.
