Как и сам Золюм, освещенный дрожащим пламенем масляных ламп, зал его аутарча с гладким деревянным полом и простыми матерчатыми флагами был далек от идеала — никакой магии или драгоценных камней. В других обстоятельствах некоторые из коллег Дмитры фыркнули бы при виде такой провинциальной обстановки или принялись ворчать, жалуясь на недостаток роскоши. Но не сейчас. У всех них было достаточно куда более важных тем для раздумий.
Но это не значило, что они были испуганы или пали духом. Ифегор Нат, окруженный ярким ореолом пламени, выглядел возбужденным, а Маларк улыбался, словно жизнь была простой постановкой, разворачивающейся для его развлечения, и сюжет этой постановки только что повернул в неожиданную сторону.
Один из солдат привел Аота Фезима и помог ему найти стул. Глаза капитана закрывала темная повязка.
Жаль, что он ослеп. Он был отличным офицером. И все же он не мог командовать Грифоньим Легионом в таком состоянии.
Но в данный момент важнее всего была его исключительность. Голубое пламя искалечило его, но не убило, и, учитывая, что зулкирам было необходимо лучше понять суть той загадочной силы, у Дмитры возникла мысль подвергнуть его вивисекции и посмотреть, что же удастся при этом выяснить. Но с этим придется подождать, пока он не окажется вдали от своего легиона. Было ясно, что его люди любили его, так что зачем их тревожить и подвергать испытанию их лояльность, если капля такта поможет этого избежать?
За креслом аутарча, стоявшим у большого круглого стола, висел небольшой медный гонг, служивший для того, чтобы призывать присутствующих к молчанию и привлекать их внимание, и Дмитра им воспользовалась. Воцарилась тишина, и все собравшиеся повернулись в её сторону.
— Ваши Всемогущества, — произнесла она. — Ваше Всезнайшество, сэры и капитаны. Совсем недавно мы думали, что находимся на грани разгрома. Но вмешалась судьба, предоставив нам ещё один шанс.
Самас Кул фыркнул. Хотя в зале и не было выставлено никаких угощений, в пухлой руке он держал полусъеденную утиную ногу, и его полные алые губы лоснились от жира.
— Другой шанс. Мы теперь это так называем?
Дмитра улыбнулась.
— А как бы выразились вы?
— Учитывая, что к нам со всех концов страны поступают сообщения о том, что целые города и поместья оказываются разрушены, а облик земли порой меняется до неузнаваемости, я бы назвал случившееся катастрофой.
— Только потому, — произнес Ифегор, — что вы не понимаете истинную суть событий. — Он обвел собравшихся пылающим взглядом своих оранжевых глаз. — Вы считаете это бедствием, но происходящее — лишь толчок к переменам, которые могут стать поводом для великой радости. Коссут всегда обещал, что однажды мультивселенная окажется охвачена пожаром, и большая часть её будет уничтожена. Наша задача — сделать так, чтобы сгорело лишь испорченное и недостойное, и впоследствии нам достался бы более чистый и прекрасный мир.
— Чушь, — произнес Димон. Тарчион Туратароса обладал более светлой кожей, чем большинство мулан, и по его выбритому скальпу, словно реки, змеились голубые вены. Он был не только солдатом, но и священником Бэйна, бога тьмы, и носил черные латные рукавицы — знак своего ордена.
Ифегор повернулся, чтобы смерить его пылающим взглядом.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что ты несешь чушь. Эта голубая субстанция не является настоящим огнем, и твой бог и его пророчества не имеют никакого отношения к её появлению. Она возникла из–за того, что Шар и Сирик убили Мистру. Пусть подробности нам неизвестны, в этом сомневаться не приходится, так что хватит пытаться убедить нас, что в связи с этим кризисом мы все должны принять твою веру и заставить остальных сделать то же самое.
— Ты видишь лишь поверхность, — ответил Ифегор. — Смотри глубже.
— Хороший совет — при любых обстоятельствах, — произнесла Дмитра, пытаясь избежать разгорающейся перепалки между двумя священниками, — какому богу вы бы ни служили. Мы должны взвесить все варианты и найти способ оказаться в выигрыше, когда эти беды прекратятся.
— Если они вообще прекратятся, — произнесла Лаллара.
— Они прекратятся, — ответила Дмитра, изо всех сил пытаясь, чтобы её голос звучал уверенно. — Вопрос в том, как нам следует поступить сейчас?
