— Будь я на твоем месте, тарчион, — произнес Неврон, — то сел бы обратно и прикусил язык.
— Нет, — произнес Димон. — Это вряд ли.
— Будь по–твоему, — произнес Неврон. С этими словами он высвободил дьявола, заключенного в серебряном кольце на его большом пальце, словно сокольничий, отпускающий в воздух ястреба.
Это существо являлось адвеспой, черной осой размером с медведя. Её морда представляла собой чудовищную пародию на женское лицо, а нижняя часть туловища была покрыта алыми полосками. Её крылья зажужжали так быстро, что их очертания смазались, и даже остальные зулкиры вжались в кресла. Эта тварь устремилась через длинный красный стол, и её отражение на его поверхности скользнуло вслед за ней.
Но Димон и не думал сжиматься от страха. Вместо этого бледный священник, на бритой голове которого виднелись переплетения голубых вен, рассмеялся и вскинул руку в черной латной рукавице.
Этот жест казался бессмысленным, ведь существу столь проворному, как адвеспа в полете, не составило бы никакого труда увернуться. Но каким–то чудом Димону все же удалось схватить её за то место, где её голова соединялась с грудной клеткой, и остановить.
Когти адвеспы впились в его лицо и тело, разрывая одежду. Брюшко твари, словно маятник, принялось раскачиваться вперед и назад, и жало раз за разом вонзалось в грудь священника.
Не прекращая смеяться, Димон продолжал сжимать своего противника, пальцы его погружались все глубже и глубже в плоть. Наконец тварь содрогнулась, и он отдернул руку. Уродливая женская голова адвеспы с усиками и жвалами отделилась от туловища, которое рухнуло на столешницу, разбрызгивая вокруг жидкий ихор.
Худощавая муланская фигура Димона стала массивней, ее окутали потоки тени. Будь обстоятельства иными, Неврон решил бы, что таким образом проявляется действие яда напоминавшего осу демона. Но тьма окрасила не только разодранную плоть священника, но и его одеяния, а все инфернальные пленники заклинателя завопили — кто от ужаса, кто от безумного экстаза.
Через несколько мгновений Димон целиком превратился в тень, хотя Неврон мог различить блеск его глаз, драгоценностей, что теперь украшали его перчатку, и неподвижные очертания ставшей доспехами одежды.
— Узнаешь ли ты меня? — спросил тарчион. Какие–то нотки в его голосе, который был мягким и сочным, резали слух.
Неврон сделал вдох.
— Вы — Бэйн, Повелитель Тьмы, — он поднялся, но не поддался малодушному желанию склониться или опуститься на колени, хоть благоразумие требовало именно этого. Уже давно он решил, что не пристало истинному архимагу унижаться ни перед кем и ни перед чем, включая самопровозглашенных богов. Какую бы сильную ненависть он ни питал к Сзассу Тэму, в этом вопросе он был с ним солидарен.
— Да, это так, — произнес Бэйн. — Вы, маги, неплохо постарались, чтобы защитить свою цитадель от гостей из мира духов, за исключением тех, которых вызвали сами, но вам не под силу остановить бога, и связь с моим верным служителем позволила мне с легкостью сюда проникнуть, — он потер висок — висок Димона — как человек, ласкающий собаку.
— Чему мы обязаны честью вашего визита? — спросил Неврон.
— Меня утомила ваша унылая маленькая война, — произнес Черная Рука. — Идут бои, один год сменяет другой, а страна, которую сотворили мы, божества тьмы, для того, чтобы она правила всем востоком, приходит во все больший и больший упадок.
Лазорил поднялся со своего места. Его алая мантия была испачкана брызгами чернильно–черной крови адвеспы.
— Великий Повелитель, мы делаем все, что в наших силах, чтобы разрешить этот конфликт.
— Значит, ваши силы просто жалки — произнес Бэйн. — Семеро архимагов против одного, семь магических орденов против одного, богатый и густонаселенный юг против бедного и малолюдного севера, но за эти десять лет вы так и не смогли одержать победу над Сзассом Тэмом.
— Все не так просто, — произнес Лазорил. — На данный момент у нас нет зулкира Прорицания, вдобавок маги каждого ордена переходили… — он осекся, осознав, что сейчас не лучший момент, чтобы, как обычно, педантствовать и спорить по мелочам.
