Они проскакали без остановки больше часа; затем, чуть тронув повод, Коди направил коня к горам, и они стали подниматься все выше и выше, а долина за спиной постепенно таяла, теряя свои очертания.
Близился вечер, и Коди погнал Солдата еще быстрее, но с какой бы скоростью ни неслись они вперед, ему не удавалось выбросить образ Шелби из своей головы, а тоску по ней — из своего сердца.
На землю спускалась ночь, заполняя собой леса и овраги, поглощая луга и холмы, вытесняя вечернее тепло и обволакивая все вокруг мягким покрывалом прохладной тьмы. Дневные животные прятались в свои гнезда и норы, а ночные просыпались и выходили на охоту. В тихом воздухе их голоса разносились эхом по лесам и каньонам, по холмам и горам — по земле, бывшей им родным домом.
Коди подбросил в костер еще несколько сухих веток, сцепил пальцы на затылке и откинул голову на седло, служившее ему подушкой. Он смотрел в небо, а память снова прокручивала события прошлой ночи и этого дня. Он страшно волновался за Шелби, боялся, что с ней случилось что-то ужасное… В бесконечно тянувшиеся часы все остальное утратило для него всякий смысл, даже судьбы пропавшего мальчика и сумасбродного Ланса не слишком его трогали. Мозг сверлила одна мысль — она там одна, испуганная и беззащитная. Тревога за нее сводила его с ума, снова и снова гнала назад, в прерию, заставляла его измученное тело забывать о пище, сне и усталости.
А когда Шелби, целая и невредимая, въехала в лагерь с сияющей улыбкой на устах, ведя на поводу лошадь с найденным Бобби, он едва не лишился чувств от радости и облегчения. Всю ночь ему мерещились жуткие картины того, как он находит ее израненную, обезумевшую от страха… И за все это время ему ни разу не пришла в голову та простая мысль, что она сможет справиться, не растеряться, найти дорогу назад. О, как он в ней ошибался! Пусть Кэти с детства любила лошадей и природу, а Шелби — нет; пусть Кэти планировала свою жизнь спокойно и здраво, а Шелби — сбивчиво и под влиянием эмоций, но теперь Коди точно знал, что сестры обладают одинаковым мужеством и умом, одинаковой смелостью и одинаковым… упрямством, так необходимыми для жизни на ранчо «К + К».
Но он все еще не был уверен, что она должна остаться. Да, она может остаться, но сделать сознательный выбор, посвятить всю свою жизнь ранчо — это вряд ли.
Но даже если она останется здесь навсегда, что это меняет для него? Они все равно не смогут жить вместе. Может, в этом и заключалась истинная причина его сегодняшнего бегства?.. Она — хозяйка одного из самых знаменитых ранчо в стране, а он всего лишь ее служащий. Она более чем богата, а он… Он уже испытал однажды на своей шкуре, что значит жить с женщиной, способной выписать чек на сумму, в которой нулей едва ли не больше, чем у него пальцев. Чувство такой зависимости невыносимо. Тебя купили, как вещь, за тебя заплатили деньги!.. И ни за что на свете он не хотел бы почувствовать это вновь.
Коди не мигая смотрел в черное ночное небо. Это было замечательное время суток, его время, когда можно отдохнуть, забыть пустые проблемы и суматоху минувшего дня и думать только о том, что действительно тревожит душу.
Внезапно эбеновый свод небес прорезала яркая тонкая полоска падающей звезды. Лежа на земле, Коди с искренним восхищением взирал на это простое и вместе с тем величественное зрелище. И прежде чем сияющая звездочка погасла, он сделал то, чего не делал уже давным-давно: загадал желание.
В нескольких милях от него Шелби сидела за столиком, сжимая в ладонях стакан теплого молока. Она никак не могла заставить себя прогнать грызущую ее тоску и не думать о Коди. Уют палатки, тепло спального мешка, усталость — все, казалось бы, располагало к отдыху после трудного дня, но сон не шел. Все в лагере давно уже уснули, а она все ворочалась и таращилась в темноту.
Наконец, смирившись с тем, что надо как-то помочь себе заснуть, Шелби решила прибегнуть к старому проверенному средству. Она быстро оделась, натянула сапоги, которые после леденящих кровь рассказов Коди стала убирать на ночь под подушку, и прокралась к грузовичку. Там она вынула из ледника бутылку молока, вылила ее в кастрюльку и, подойдя к еще тлевшему костру, поставила ее на угли.