Шелби спрыгнула на землю и, ведя Леди за собой, подошла к нему.
— Все хорошо, Бобби, теперь все хорошо… Но что случилось? Куда ты исчез?
— Я увидал енота. Как-то мы с мамой и папой поехали на пикник, и там нам встретился енот. Я кормил его хлебом. И этого я тоже хотел покормить печеньем, которое у меня в кармане.
— Ну и ладно, самое главное, что с тобой все в порядке.
— Мама очень сердится?
Чувствуя несказанное облегчение, Шелби обняла мальчика за плечи и прижала его к себе.
— Бобби, мама будет так рада тебя видеть, что просто не сможет сердиться.
— А папа сможет.
— Глупенький, единственное, что тебе грозит, так это задохнуться в их объятиях.
В его мокрых от слез глазах блеснул лучик радости.
— Вы правда так думаете, мисс Шелби?
— Ну конечно! — рассмеялась она. — А теперь нам надо возвращаться в лагерь, уже очень поздно. — «И темно», — добавил трусливый голос в ее голове, вновь будя былые страхи. — Где твоя лошадь, Бобби?
— Там, — ткнул он в самую чащу. — Когда я увидел енота, я привязал ее к кусту, и она начала его есть.
— Хорошо, пойдем. Найдем твою лошадь и поедем в лагерь.
Она посмотрела по сторонам. Тьма стала почти непроглядной. Если не отправиться немедленно, то можно вообще не выбраться из леса, не говоря уже о том, чтобы найти лагерь.
Впервые за все это время она пожалела, что рядом нет Коди. Сейчас ей так нужны были его сила, уверенность, ловкость… ей нужен был он сам.
Она взяла мальчика за руку, и они пошли вперед.
— Показывай дорогу, Бобби.
Не успели они пройти и десяти ярдов, как тьма сгустилась настолько, что не стало видно ничего, кроме земли под ногами.
— Подожди, Бобби, у меня в седельной сумке есть фонарик, — сказала Шелби, добавив про себя: «Слава Богу!»
Это был крохотный фонарик-ручка, и давал он лишь тоненький лучик света, но лучше что-то, чем ничего.
Она освещала им путь, но все вокруг по-прежнему оставалось черным-черно. Они шли среди огромных деревьев, и воздух постепенно заполнялся шорохами и голосами ночных животных. Какая-то длинная тень метнулась в сторону от луча фонарика и затаилась в темноте.
Бобби встал как вкопанный, Шелби шарахнулась в сторону, а Леди попятилась и захрапела. Шелби бросилась к мальчику, стремясь защитить его от возможной опасности, и уронила фонарь. Он упал, отскочил от земли, перевернулся в воздухе, снова упал… и погас. Вокруг них сомкнулась непроглядная тьма.
— О нет! — в отчаянии вскрикнула Шелби, падая на колени и лихорадочно ощупывая мягкую, усыпанную сосновой хвоей землю. — Господи, ну где же он?
— Мисс Шелби, мне страшно, — всхлипнул Бобби.
Она пыталась найти нужные слова, чтобы утешить, подбодрить его, но тщетно. Она сама была слишком напугана.
Ее руки шарили в темноте по земле, и сухие хвоинки впивались ей в пальцы. Один раз, не выдержав внезапной боли, она вскрикнула, чем испугала Бобби еще сильнее, и теперь продолжала поиски, прикусив губу.
Где-то у них над головами глухо заухала сова.
— Мисс Шелби! — дрожащим голосом позвал ее Бобби.
— Я здесь, малыш. — Ее пальцы нащупали наконец фонарик, и она с облегчением вздохнула: — Слава Богу!
Фонарик не зажигался, и ей пришлось несколько раз встряхнуть его, прежде чем на землю снова упал слабый луч света.
— Ну вот, теперь мы можем идти дальше. — Она протянула мальчику руку, и его тонкие пальчики цепко схватили ее.
— Джейн где-то здесь. В темноте сразу не разберешь.
— Джейн? — Шелби буквально застыла на месте: так здесь еще один ребенок?
— Моя лошадь. Ее зовут Джейн.
— А, понятно, — вздохнула она, чувствуя себя круглой дурой.
Но кому же пришло в голову назвать лошадь Джейн? У животных должны быть достойные их имена. Когда они с Кэти были маленькими, именно она, Шелби, всегда давала имена их домашним любимцам. Щенка ирландского сеттера, которого однажды летним вечером принес им отец, она назвала Задирой; далматинский дог стал Герцогом, а черный пушистый кот — Бойцом. Вспомнив его, Шелби улыбнулась. Он оправдывал свое имя: не проходило и недели, чтобы они с матерью не врачевали его раны и царапины.
— Вот она! — крикнул вдруг Бобби и, выпустив ее руку, побежал вперед, где у куста стояла лошадь, мирно дожевывая пучок травы.
