Нездешний дом - страница 2

Шрифт
Интервал

стр.

За все, чему «названья нет».
И у калитки, над которой
Шуршанье листьев, звездный свет, —
Я знака жду и разговора,
И зов с неведомых планет.

«Мы в горы шли вдвоем, по бездорожью…»

Мы в горы шли вдвоем, по бездорожью,
Руслом ручья и по лугам альпийским,
И было все кругом ничье и Божье,
И каждый камень над родным и близким.
И ты ушел вперед, а я отстала, —
Ты был всегда стремительный и легкий —
И солнце темно-розовым кораллом
Растаяло. Сгущалися потемки.
Но я дойду! Я отыщу по звездам
Твой путь туда, к сияющей вершине.
Пусть минул день, но ведь еще не поздно, —
Я не боюсь ни ночи, ни пустыни.

«То еле слышное“ спасибо”…»

То еле слышное «спасибо»
За лучшие земные дни,
(Сквозь задыхание и хрипы,
когда мы все одни, одни…)
На койке в нищенской больнице,
Я вечно в сердце сберегу.
Пусть мне оно еще приснится
На том иль этом берегу.

«Есть дни, когда всего дороже…»

Есть дни, когда всего дороже
В давно минувшее вглядеться,
На зов откликнуться дорожный
Ответным зовом в новом сердце.
Враги? — Их нет и не бывало!
Друзья? — Но с целым миром в дружбе
Теперь подходишь к перевалу,
У всех и у всего на службе.

«Смириться, до конца принять…»

Смириться, до конца принять
И отреченья благодать,
И скорби посланную милость.
Она свечою засветилась
В сырых пещерах катакомб.
Туда прийти, как в тихий дом
Из коридоров Колизея,
Очнувшись, до конца трезвея….
И там, где каменный алтарь,
И знаки рыб окрест, как встарь,
С гонимыми соединиться,
Перенестись — ведь нет границы!

«Тот лай собак по вечерам в деревне…»

Тот лай собак по вечерам в деревне,
Курчавый дым из закоптелых труб,
Твердят душе еще о жизни древней,
О верности забытой рук и губ;
О сдержанных обетах, о величьи
Единственной, несрочной и живой…
О всех, о всех, не знавших безразличья
До старости, до грани грабовой.

«Ложатся спокойные важные тени…»

Ложатся спокойные важные тени.
Тропинка. Затерянный след.
На каменных, треснувших, древних ступенях
Вечерний торжественный свет.
Кто жил в этом доме? Распахивал ставни?
Ждал из лесу стадо назад?
Как нежно звенели копытца о камни,
Летел колокольчиков град.
Веками все крепко и прочно стояло
И прадед для правнуков строил дома
И тешился мыслью: начнется сначала —
Любовь. Примиренность. Зима.
Мне больно, что этого больше не стало,
Что скоро придут этот дом сломать…

«Лицо — послушная глина…»

Лицо — послушная глина.
Всю жизнь мы лепим себя,
Пленясь образцом старинным
В большой мастерской бытия
Иль вовсе ничем не пленяясь,
Лишь глядя со стороны,
Как ты или я меняюсь
От этой до той весны.
Пока то любовь, то злоба,
— Как будто взмахом резца, —
Кладет отпечаток до гроба
В улыбку, в морщины лица.
Когда же года и потери
Источат, изрежут лик, —
Смерть — мастер среди подмастерьев —
Положит последний штрих.

«Окно выходило в чужие сады…»

Окно выходило в чужие сады,
Закаты же были, как вечность, ничьи —
Распахнуты Богом для всех.
И думал стоявший в окне человек:
«Увянут сады, но останется крест
Оконных тоскующих рам
И крест на могиле твоей и моей,
Как память страданья, как вечная дверь
В распахнутый Богом закат».

«Остановка в пути. Тишина…»

Остановка в пути. Тишина.
Или поезд наш в поле забыли?
Или снова отсрочка дана?
О, как много мучительных «или»!
По откосам ромашки цветут,
Много птиц, как когда-то в ковчеге…
Может быть, уцелеем мы тут
И колеса крестьянской телеги
Повезут по зеленой меже
На окраину гнева и мести,
Если только не поздно уже
И не ждет за околицей вестник.

«Стихи пришли некстати, на ходу…»

Стихи пришли некстати, на ходу
Меж чинных заседаний, конференций.
Они как вязкий пряник на меду, —
И радуешься кашлю, инфлюэнце,
Чтоб только дома надолго засесть,
Смотреть в окно, где навалило снегу,
И радоваться. А чему? — Бог весть.
Быть может, ритма санного разбегу,
Иль воробьям, друзьям, озорникам,
Что все садятся рядом, на мимозу.
А святки медленно подходят к нам,
Чуть разрумянившись с морозу.

«Хмурой осенью или зимой…»

Хмурой осенью или зимой
Провожали часами домой
И читали стихи в подворотне,
Сотни раз повторенные, сотни.
И от тех обреченных стихов —
От Пандориных страшных даров, —
Сердцем странствовали впустую
Сквозь отчаяние и поцелуи.

«Вечной памятью — только имя…»

Вечной памятью — только имя,
(Как просторов родных печать),

стр.

Похожие книги