— Доктор Такер, — в дверь просунулась голова его ассистентки, — следующий пациент ждет.
— Иду.
— А еще ваш отец просил вам передать, чтобы вы зашли к нему после работы.
— Спасибо.
И Брэди направился в кабинет, гадая, выйдет ли Ванесса вечером во двор, чтобы посидеть на качелях, или нет.
Ванесса подошла к двери дома Такеров и постучала. Ей всегда нравилась Мейн-стрит с ее домашней атмосферой: крашеные крылечки, цветочные ящики на подоконниках, где сейчас буйным цветом цвела герань, на окнах рамы с сетками от насекомых. В детстве ей приходилось наблюдать, как Брэди с отцом снимают зимние рамы и ставят летние. Это был верный знак того, что зима кончилась.
На крыльце стояли два кресла-качалки. Доктор Такер, бывало, сиживал здесь летними вечерами, а прохожие останавливались, чтобы пожаловаться ему на здоровье. И раз в год на День поминовения Такеры устраивали пикник у себя на заднем дворе, с гамбургерами и картофельным салатом, куда сходился весь город посидеть в тени каштанов и поиграть в крокет.
Он был щедрый человек, доктор Такер. Он не жалел ни времени, ни труда для других. Она помнила, как он громко смеялся густым басом и как осторожны были его руки во время осмотра. Он был добрым духом ее детства. Он утешал ее, когда она расстраивалась из-за родительских ссор. А теперь у него роман с ее матерью. И Ванесса даже не представляла себе, что она ему скажет.
Доктор Такер сам открыл дверь и молча уставился на нее. Он был высок и худощав, как Брэди. Его темные волосы поседели, но он не выглядел стариком. Он улыбнулся, и его глубокие синие глаза, окруженные морщинами, стали еще глубже.
От растерянности Ванесса даже не успела протянуть руку, а ее уже душили в объятиях, пахнущих одеколоном Old Spice с мятой. «Какой знакомый запах», — подумала она, чуть не плача.
— Ванесса! — гулко басил он у нее над ухом. — Как я рад, что ты приехала.
— Я и сама рада, — ответила Ванесса, в тот момент веря своим словам. — Я по вас скучала, — совсем расчувствовалась она. — Мне вас недоставало.
— Дай-ка я на тебя взгляну. — Он отстранился. — Вот это да! Эмили всегда говорила, что ты будешь красавицей.
— Ах, доктор Такер, как мне жаль миссис Такер.
— Да, нам всем ее жаль, — сказал он. — Она тебя очень любила — все заметки о тебе собирала. Думала, ты станешь ей невесткой. «Хэм, — скажет, бывало, — эта девочка как раз для нашего Брэди — с ней он бросит дурить».
— Он, кажется, и так бросил.
— Да, почти. — Обняв ее за плечи, он повел ее в дом. — Как насчет пирога и чая?
— С удовольствием.
Пока он заваривал и разливал чай, она сидела за столом на кухне. В его доме все осталось по-прежнему. Как и при Эмили, повсюду были чистота и порядок, все блестело и сверкало. Коллекции безделушек, дорогих Эмили, как и раньше, занимали все свободное место в доме. Кухонное окно выходило на задний двор, с тенистыми деревьями и цветущими нарциссами. Дверь справа вела в рабочую половину, где находились кабинеты для приема пациентов. Единственную перемену представляла собой сложная система телефонов и интеркомов.
— Миссис Лири печет лучшие в городе пироги, — сказал доктор Такер, отрезая толстые ломти шоколадной меренги.
— И до сих пор платит вам ими, — заметила Ванесса.
— Хм. Но они же на вес золота. — Он довольно вздохнул и сел за стол напротив Ванессы. — Наверное, мне не стоит говорить, как мы все тобой гордимся.
— Жаль, что я раньше не приезжала. Я понятия не имела, что Джоани вышла замуж. И родила ребенка. — Ванесса взяла чашку, впервые со дня своего приезда чувствуя себя спокойно. — Лара — такая миленькая.
— Кроме того, она очень смышленая, — подмигнул доктор Такер. — Я, может быть, не могу судить объективно, но смышленее ребенка я не видел. А уж детей я повидал.
— Надеюсь, мы будем с ней часто видеться, пока я здесь. То есть со всеми вами.
— Ты к нам надолго?
— Не знаю. Я пока об этом не думала.
— Твоя мать только об этом и говорит.
Ванесса откусила кусочек пирога.
— Она, оказывается, открыла антикварный магазин. Вот так сюрприз! Никогда не могла представить ее в роли деловой женщины.
Трепет в желудке вынуждал ее говорить и есть с опаской.
