И вот сейчас при дворе царя Кадингира Шаркалишарри уже давно находились два соперничающих посольства – одно из них от Энпилухана, родного сына недавно скончавшегося царя Элама, а другое от Пели, племянника царя. И надо было делать выбор в чью-либо пользу.
Уже несколько дней царские жены держали Шаркалишарри в осаде, требуя отдать заветную шкатулку послам родного сына почившего царя.
– И немудрено, – усмехнулся про себя Абиратташ, – достаточно посмотреть на их новые украшения, полученные и от посла Энпилухана, и от посла самого Аккада. Женам ведь надо было отрабатывать их. Послы Аккада и родного сына эламского царя не жалея сыпали золото в подставляемые ладони царских жен.
Плохо было то, что Салманар, командующий военного гарнизона Кадингира, мечтавший стать главнокомандующим всей кадингирской армии, также изо всех сил поддерживал притязания Энпилухана на эламский трон, надеясь затем в союзе с Эламом и Аккадом во главе объединенной армии повести наступление и захватить новые земли в южном и юго-западном направлении, не понимая, что первой точкой маршрута объединенного войска будет сам Кадингир.
Верховный жрец уже имел несколько длинных бесед с царем Шаркалишарри, в которых обстоятельно доказывал важность передачи завещания в руки Хутрапа, посла Пели. Шаркалишарри вроде бы соглашался с доводами жреца, но какой-то неприятный осадок от этих встреч все же остался у них обоих. Кадингирского царя бесило то, что ему опять указывают, что надо сделать, лишая его самостоятельности. Ему же как раз понравился посол Энпилухана, недавно побывавший у него на вечернем приеме вместе с послом Аккада. Они оказались очень симпатичными людьми, доставившими ему интересные подарки и рассказавшими несколько занимательных историй. Верховного жреца, в свою очередь, бесила тупость царя Шаркалишарри, не видящего дальше своего носа, не умеющего просчитывать политические итоги решений на несколько шагов вперед.
Когда Абиратташ вступил в чертоги царя, тот сделал знак замолчать своим женам и снова завел разговор о предстоящем выборе получателя шкатулки с завещанием. И в который уже раз верховный жрец должен был объяснять важность выбора на трон Элама именно Пели. Все возражения, которые пытался выставить против него Шаркалишарри, разбивались железной логикой жреца.
Чувствуя все возрастающее раздражение против жреца, но не имеющий ни доводов против, ни сил, чтобы противодействовать этому, царь замолчал. Начавших было снова выкрикивать ругательства в адрес верховного жреца жен, совершенно не стесняющихся его присутствия здесь, царь, поморщившись, приказал рабам увести в женскую половину дворца. От их крика у него уже начиналась головная боль. Они же до самого выхода продолжали сыпать оскорбления, призывая на голову Абиратташа всевозможные беды и болезни. Однако у выходной двери они остановились и стали так, чтобы и царь хорошо видел их, и они видели царя. Рабы не решались в точности выполнить царский приказ в отношении его жен и, кланяясь, отодвинулись в сторону.
– Мы решим вопрос о передаче шкатулки с завещанием завтра, после верблюжьих скачек, – сказал, наконец, Шаркалишарри.
– Сегодня, сейчас! – дружно закричали от двери жены, – объяви ему свою царскую волю сейчас!
Верховный жрец с иронией наблюдал за происходящим.
Царь заметил его взгляд, покраснел и выпрямился на троне. Руки судорожно сжали подлокотники.
– Мы много дали тебе, верховный жрец Абиратташ, – , решившись, сдавленным голосом начал говорить кадингирский царь, время от времени бросая взгляд на своих жен, ища у них поддержку, – и ты возомнил о себе, что занимаешь исключительное положение!
В помещении наступила тишина. Царские жены довольно кивали головами. Абиратташ понял, что наступает самое главное, то, ради чего царь вызвал его сюда, и о чем под давлением недругов верховного жреца наконец-то решился высказать в открытую.
– В то время, как все падают ниц передо мной, ты не делаешь даже поклон! Ты и сейчас пришел так же, не поприветствовав меня так, как подобает приветствовать царя, наместника бога на земле! – все распаляясь, почти кричал Шаркалишарри, – ты возомнил, что ты один знаешь, как управлять страной, забыв о том, кто есть кто, что только я могу принимать здесь решения! Поэтому знай же, что завещание сразу же после верблюжьих скачек будет передано нашему другу послу Энпилухана, родного сына царя Элама. Таково мое решение! И еще! Что это себе возомнили вы, жрецы, затеяв изменение имени города и божества, проповедуя это на каждом шагу? Разве я давал такое указание? Это ведь идет от тебя? Я знаю это! Ты взял на себя явно много, Абиратташ! В нашу царскую казну поступает слишком мало податей от жрецов, а доходы ваши, как мне докладывают, отнюдь не уменьшились, а наоборот, увеличились! Завтра будет издан указ, по которому в казну жрецы будут перечислять не фиксированную часть, а две пятые от дохода храмов. И ты допустишь моих царских писцов для ведения учета ваших доходов наравне со своими писцами! А сам ты, если желаешь впредь быть допущенным к моим стопам, должен приветствовать меня, как своего повелителя!
