Мы остановились у блокпоста. Полицейский заглянул внутрь и сделал знак, чтобы мы проезжали.
В общежитии другой полицейский дал ребятам час, чтобы забрать всё необходимое.
— Будьте готовы покинуть помещение по первому же сигналу, — сказал он.
Мы с Роджером, как старшие группы, остались у транспорта. Воздух ел глаза. В нескольких сотнях футах вверх по улице облако дыма всё ещё клубилось над руинами Всемирного Торгового Центра. Тлели груды камней. Между ямой и нами выстроились в линию пожарные и полицейские машины, перемигивающиеся вишнёвыми огоньками. Позади суетились ребята, нагруженные коробками. Я заставил их подписать свои коробки и записал, в какой фургон что погрузили. Я был удивлён, даже тронут, тем, как много они забирали мягких игрушек.
— Странные порой вещи мы совершаем, чтобы заслужить свои пенсии, — сказал я Роджеру. — Символичные.
— Угу, суёмся, например, добровольно к вратам преисподней.
И только он это сказал, как над руинами вспыхнуло пламя. Полицейские и пожарные закричали, отступая. Подкатила пожарная машина с цистерной, команда бросилась разворачивать брандспойты.
Среди людей в униформе я заприметил гражданского — в свитере и джинсах, с плакатом. Мэгз шла в огонь. Я было кинулся к ней, хотел закричать: «Остановите её!» Но тут понял, что ни полицейские, ни пожарные её не видят.
А рядом с Мэгз — худой, бледный, в замшевой курточке и расклешённых брюках вышагивал он. Джеффри вытянул окровавленные руки, и вместе они пошли сквозь дым и пламя, сквозь дыру в нашем городе.
— Это они? — Марко стоял рядом.
Я обернулся. Терри стоял возле автобуса и ловил взглядом каждое движение Марко. А с Терри не сводила глаз Элоиза.
— Не повторяйте наших ошибок, — сказал я.
И Марко ответил:
— Ну конечно, — с поистине вселенской уверенностью.
Милдред Дауни Броксон
На льду
>Рисунок Н. Бальжак
Пейзаж почти целиком занимая одну стену комнаты. С грохотом налезали друг на друга льдины серого северного моря, ветер взметал сверкающие фонтаны снега, кричали чайки… Но теплый уединенный дом в Ситке стоял далеко от арктических берегов, и морской пейзаж на стене был всего лишь видеозвуковой проекцией.
Анаган взглянула на часы. Пора. Она прикоснулась к панели управления, и Берингово море исчезло. Вместо него на экране появились ряды внимательных молодых лиц: актовый день в Академии Исследователей. Первой выпускной класс насчитывая только двадцать студентов. Там, в третьем ряду, сидела Накарак, ее правнучка в четвертом колене. Анаган долго ждала этого дня, так долго, что теперь возраст не позволял ей путешествовать. Впрочем, это не имело большого значения. Как отставной советник президента Объединенного Севера она имела определенные привилегии и могла воспользоваться прямой трансляцией.
Анаган погрузилась в воспоминания. Началась ее история много лет назад. «Конечно, тогда я не понимала, что произошло, но я все записала. Записей этих у меня уже нет, но мне и не нужно перечитывать их. Я все помню…»
Семь раз я видела, как ломается лед. А зимой, последовавшей за моей седьмой осенью, появился чужак. Охота до этого была хорошей: на мясной полке лежало много туш тюленей и моржей, много лис попалось в наши ловушки. Женщины занимались тем, что не переставая чистили и размягчали шкуры.
В нашем зимнем поселении стояло четыре дома. В одном из домов, сложенном из камня и глины, жили Мама, Отец, Мама отца и я.
Минула середина зимы, близилась весна. Солнце стало появляться в полдень, задерживаясь над горизонтом чуть дольше прежнего. Один из мужчин заметил на льдине рано поднявшегося белого медведя. Отощавший, со свалявшимся после долгой спячки мехом медведь, шатаясь, бродил в окрестностях поселения. Все наши четыре охотника, их взрослые сыновья и собаки вышли на лед, чтобы убить его. Однако медведь оказался не таким уж сонным, как они думали. Отец мог бы застрелить его, не подходя близко, но вдруг почувствовал под снегом участок тонкого льда, шагнул назад и поскользнулся. Винтовка вырвалась у него из рук и, пробив лед, утонула. Отец долго стоял на коленях, глядя в полынью — единственная винтовка в поселении — и теперь опять ее не стало. Он выменял ее на много лисьих шкур у охотника, живущего дальше к югу, который торговал с белыми людьми. Остальные мужчины молча смотрели в сторону, чтобы не смущать Отца. Он рассмеялся.