Метеорологи в телепередачах хлопали друг друга по спине и указывали на красные и оранжевые области на картах; небеса разверзлись, и раскаты грома разносились подобно грохоту канонады, среди стеклянных и каменных каньонов Манхэттена.
Добравшись до Трайбека, Никки Хит слегка притормозила, чтобы не обрызгать людей, жавшихся под зонтиками ресторана «Нобу» в напрасной надежде на свободное такси, которое могло бы отвезти их в центр в такой ливень. Никки свернула на улицу, где жил Рук, и остановила полицейскую машину на свободном пространстве в квартале от его дома.
— Ты еще злишься на меня? — спросил он.
— Не больше обычного. — Она переключила передачу на «парковку». — Просто после окончания дела я не люблю много разговаривать. Чувствую себя так, как будто меня вывернули наизнанку.
Рук помолчал — у него явно было что-то на уме.
— Ну все равно спасибо, что подбросила меня; такая гроза…
— Не за что.
Ослепительная молния сверкнула так близко, что сразу же после вспышки последовал удар грома. Крошечные градины забарабанили по крыше.
— Если увидишь четырех всадников Апокалипсиса, — сказал Рук, — пригнись.
Она слабо рассмеялась; смех перешел в зевок.
— Извини.
— Спать хочешь?
— Нет, устала. Сейчас я вряд ли засну.
Они сидели так какое-то время, слушая, как неистовствует буря. Мимо проползла машина — колпаки были в воде.
Наконец Рук нарушил молчание:
— Послушай, я в последнее время много думал, но просто не знаю, как быть дальше. Мы работаем вместе — ну, в каком-то смысле. Мы провели вместе ночь — это уж мне не приснилось! Только что мы занимались сексом как сумасшедшие, и тут же ты запрещаешь брать тебя за руку, даже в такси, где нас никто не видит… Я все пытаюсь понять правила. Это уже не «инь и ян», это скорее похоже на «инь и сгинь». За последние несколько дней я понял кое-что: ну хорошо, ты не желаешь смешивать безудержный секс и отношения с полицейской работой, от которой отвлекаться нельзя. Поэтому я вот что подумал: может быть, мне прекратить наши рабочие отношения? Бросить свою статью, чтобы мы могли?..
Никки притянула его к себе и поцеловала. Затем отстранилась и произнесла:
— Может быть, ты замолчишь наконец?
Прежде чем он успел сказать «да», она снова прижала губы к его губам. Он обнял ее. Она отстегнула ремень и придвинулась ближе. Очередная молния осветила стекла, запотевшие от жара их тел. Никки поцеловала Рука в шею, затем в ухо. А потом прошептала:
— Ты действительно хочешь знать, что я думаю?
Он ничего не сказал, лишь кивнул. До них донесся низкий рокот грома. Когда раскаты стихли, Никки выпрямилась, нашарила ключи и выключила зажигание.
— Я думаю, что после всего этого мне нужно сжечь много энергии. У тебя есть лайм, соль и что-нибудь интересное в баре?
— Есть.
— Тогда я считаю, что ты должен пригласить меня к себе; там и решим, чем сегодня заняться.
— Прикусить тебе язык.
— А это мы еще посмотрим.
Они выбрались из машины и бросились к его дому. На полпути Никки взяла Рука за руку и, смеясь, побежала рядом. Задыхаясь, они остановились у подъезда и начали целоваться — двое влюбленных под теплым летним дождем.
Когда я был впечатлительным мальчишкой, мне чрезвычайно повезло: я наткнулся на передачу на канале «National Geographic», в которой рассказывалось о подвигах сэра Эдмунда Хиллари, легендарного новозеландского альпиниста, первого покорителя таинственной заснеженной вершины Эвереста. Сказать, что программа произвела на меня огромное впечатление, — значит, не сказать ничего. Целых две недели своего десятого лета я был поглощен идеей стать самым знаменитым в мире альпинистом (и не важно, что тогда я еще ни разу не видел своими глазами ни одной горы и даже не покидал каменных джунглей Нью-Йорка).
В попытке превзойти сэра Эдмунда я заручился поддержкой своего лучшего друга Роба Боумена,[107] старший брат которого играл в юношеской футбольной команде. Я одолжил у брата Боба бутсы с шипами и стащил у управляющего нашим домом молоток, решив, что гвоздодер сойдет в качестве ледоруба. Я преодолел половину стены, когда домой пришла мать. Ее не интересовали опасные, но манящие склоны Эвереста, и моя выдающаяся карьера альпиниста закончилась задолго до того, как я сумел добраться до какой-либо горной вершины… или хотя бы до потолка.