Хоббиты неумело поклонились.
— Мой добрый Подсолнух…
Трактирщик подошел и, глядя ему в глаза, сказал тихо и серьезно:
— Благословите, господин мой.
— Ты смеешься? — горько скривился Бродяга. — Что значит теперь мое слово? Я теперь никто! Беглец!
— Для меня вы были и остаетесь… — под взглядом шрамолицего Подсолнух вздрогнул, осёкся.
— Хорошо, — медленно сказал Бродяга, снял правую перчатку, положил руку Подсолнуху на голову и произнес, вкладывая душу в старые, известные слова: — Да пребудет с тобой милость Валар и Единого, мой добрый друг. — Помолчав, добавил: — И да будет твоя удача больше моей.
Он опустил руку, Подсолнух схватил ее, припал к ней губами. Из его глаз текли слезы.
Бродяга молча надел перчатку, пошел к двери.
Улти не выдержал:
— Государь, но ведь вы же вернетесь?! Ведь правда — вернетесь?!
Арведуи посмотрел на него, вздохнул и ничего не ответил.
