Она поджимает свои губы, накрашенные яркой помадой.
- Не зли меня, мелкий. Мы это уже проходили.
Я смеюсь над ней.
- Ты только что сказала, что я вырос.
- Ха. Вырос. Сколько тебе? Пятнадцать?
- Семнадцать. И я женюсь раньше двадцати шести, это уж точно. – Я только и мечтаю, как надену кольцо на красивый пальчик Мадлен, и со всеми правами буду называть ее «своей».
Кэтрин улыбается и качает головой. Ее темные волосы собраны в небрежный пучок, и она кажется намного моложе своих лет.
- Какой ты романтик, Стайлз. Мне пора.
- Ты не видела Макса, Кэтрин?
- Тот симпатичный блондин, который не давал нам с Ханной спокойно заниматься?
- Да, это он, - вздыхаю я.
- Он с Ханной в игровой комнате. Пока, Стайлз.
- Пока, Кэт.
Она исчезает за дверью, и я поднимаюсь наверх.
В игровой комнате громко орет Губка Боб, которого Ханна смотрит постоянно. Она развалилась на большом диване, и рядом с ней закинув руки за голову, лежит Макс.
- Стайлз! – Кричит Ханна, когда я вхожу, и бросается ко мне.
- Эй, принцесса, - я подхватываю ее на руки и подбрасываю сестренку в воздух.
Ее кофточка слегка задирается, и я замечаю, как Макс смотрит на открытые шрамы Ханны.
Он знает, что с ней случилось.
Он знает, что виноват я.
Но мы никогда не говорили об этом.
Я опускаю Ханну на диван и поправляю ее задравшуюся кофточку.
- Ты не виноват. – Макс внимательно на меня смотрит.
- Ты знаешь, что это не так.
Он садится на диване и стаскивает с себя футболку. На его торсе едва заметный, с годами побледневший шрам. Прямо над шрамом татуировка с изображением Гая Фокса с розой.
Эту татушку он набил в шестнадцать, начитавшись книг и бунтуя против системы. Любой системы. Макс всегда был бунтарем.
- Ты боишься, что она не простит тебя, когда вырастет и все узнает, - продолжает он. – Это, - он показывает пальцем на свой шрам, - мой отец. Я простил его, потому что он просил, и я не помню, что он сделал. Все совершают ошибки, Стайлз. Она простит тебя. Ты – все, что у нее есть. Прекрати ты страдать, в конце концов.
Мне нечего было ответить. Возможно, они правы: Мадлен, Макс, Чарли…
Но только с Мадлен, я забываю об этих шрамах. Только она заставляет меня чувствовать себя невиновным.
И я ценю, что мой двоюродный брат считает так же. Мы никогда так не были близки. Мы так же никогда не говорили о том, что случилось с ним в детстве. Это была случайность. Его отец любил его, и наверняка, так же мучился, как я, видя последствия своей глупости.
Я просто киваю Максу, и он берет в руки футболку. Он не привычно тихий сегодня. Ни замашек, ни шуточек, ничего.
- Макс, - тихо говорю я, - что с тобой? Скажи мне. Есть ли хоть малейший шанс, что она могла забеременеть от тебя?
Он хмурит брови и одергивает футболку.
- Нет. Я всегда предохраняюсь и я…
Он не успевает договорить, потому что появляется мама, заполняя комнату запахом своих духов.
- Мальчики, - говорит она.
Ханна обнимает маму, а мы с Максом встаем с дивана.
Опустив Ханну она целует меня в лоб, и делает тоже самое с Максом.
- Фу, Мелоди. Мне нечем дышать, - кривиться он.
Я подавляю смех. Старый добрый Макс вернулся.
- Кажется, я просила тебя не обращаться ко мне так фамильярно, - строго говорит мама.
- Ой, прости, тетушка, - с сарказмом поправляет себя Макс.
Мама качает головой и, поправляя уложенные волосы, спокойно говорит:
- Я знаю, что случилось в школе. Бедняжка Кирстен. Мне нужно знать, что вы к этому не причастны.
- Как вы такое могли подумать, тетушка? – Макс театрально прилаживает ладонь на грудь.
Я не выдерживаю и смеюсь над ним.
Мамино лицо вмиг краснеет.
- Прекрати, сейчас же!
Она поворачивается ко мне и продолжает:
- Я верю, что вы не способны на такую мерзость, ведь вы дружили с Кирстен. В отцовском кабинете вас ждет мистер Адамс.
Наши ухмылки слетают с лица. Макс смотрит на меня, я на него.
- Живо, - говорит мама, - поговорите с ним. Вы там были.
Словно на ватных ногах, я выхожу из комнаты, Макс плетется за мной.
- Что ему нужно? – спрашивает Макс, пока мы идем до отцовского кабинета.
