Из публики понеслись охи и ахи. Расс предположил, что аудиторию данного кандидата в президенты составляют работники его предвыборной кампании и верные приверженцы, хотя как можно верить в Холли Этериджа? У него ведь ничего нет за душой, кроме навыков профессионального политика, думал юноша.
— А принимая во внимание мои поражения в Нью-Йорке, Массачусетсе и Нью-Гэмпшире, где я занял соответственно два третьих и четвертое места, теперь уже не остается сомнений в том, что партии придется искать нового достойного кандидата и что мое дальнейшее пребывание в этой роли лишь оттягивает неизбежный момент провозглашения двух новых выдвиженцев, между которыми вы будете делать выбор.
Холлис замолчал, ожидая, когда стихнет гул неодобрения.
— Накрылась моя Пулитцеровская премия, — сказал кто-то со смехом.
— А тебе она никогда и не светила, — возразил другой голос. — Вот если б ты работал в «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс» или «Майами геральд»...
— И то верно, — согласился первый. — Тогда выразимся иначе: накрылась моя мечта завоевать Пулитцеровскую премию.
Его коллеги заухали. Кто-то бросил в «неудачника» скомканный лист бумаги. Расс улыбнулся. Одно слово — журналисты. Циники, умные сволочи, расценивающие любой шаг или обстоятельство сначала в преломлении своей карьеры, а уж потом — истории.
— Черт, — выругался Симз. — Погрелся Литл-Рок на солнышке и будет. Мы-то надеялись, что Форт-Смиту перепадет что-нибудь от пирога дубины Холли, ан нет: больно уж много в нем обывательщины, консерватизма и тягомотины.
— Так и тянет от него в сон, — заметил еще кто-то. — Даже тех, кто страдает бессонницей, способен усыпить, когда не гоняется за стюардессами.
— Говорят, ему больше по душе медсестры, — добавил другой голос. — Обожает форменные халаты с белыми чулками.
— Вы только взгляните на его жену, — фыркнул один из работников. — Ей как будто в задницу кусок мыла засунули.
Расс присмотрелся к женщине, стоявшей чуть позади Холлиса. На ее каменном лице застыла неестественная, почти карикатурная улыбка.
— Господи, ну и рожа, — высказался другой. — Пэт Никсон по сравнению с ней настоящая Мэри Тайлер Мор. Пэт рядом с ней ну просто... разбитная бабенка.
— В ее заднице, поди, кроме мыла, никогда ничего другого и не было.
— Таким образом, — продолжал Холлис Этеридж, — заявляю со всей ответственностью: я отзываю свою кандидатуру и не намерен продолжать борьбу за пост президента. Я хочу поблагодарить за помощь и поддержку мою жену Дороти, руководителя моей избирательной кампании Пола Остина и всех вас, мои верные соратники. Вы работали, не жалея сил и времени, за что я вам крайне признателен. Ваш преданный слуга, сын Арканзаса, займется теперь личной жизнью. Всем большое спасибо.
— Сенатор, — обратились к Этериджу из публики, — а чем теперь станут заниматься ваши представители? Куда пойдут средства, предоставленные вам на проведение кампании? Вы ведь до сих пор лидируете по количеству собранных денег.
— С этими вопросами мы определимся позже, после консультаций с авторитетными членами моей команды, — ответил Холлис.
— А он бы еще мог побороться, — сказал кто-то.
— Нет, его песенка спета, — возразили ему. — Трусливый малый. Не станет рисковать.
— Да благослови, Господи, Америку и наш родной Арканзас, — произнес в заключение Этеридж и, повернувшись, чопорно зашагал со сцены.
— Да, скучно нам станет без Холли Этериджа. Некому будет косточки перемывать, — сострил какой-то шутник.
— Да там и перемывать-то нечего, — съязвил кто-то еще.
