- Сейчас же уведи домой, и чтобы больше здесь я его не видела.
- Тяжело ведь без собаки, - стал просить Мишка.
- Знаю, - сказала заведующая. - Но приказ есть приказ.
Оказалось, рассказывал дальше Мишка, позавчера на пастбище в соседний колхоз приезжал главный зоотехник районного агропромышленного объединения. Был обеденный перерыв. Пастухи отдыхали или спали. А собаки накинулись на этого зоотехника, и,если бы не легковая автомашина рядом, в которую он пулей вскочил, дело кончилось бы плохо. После этого поступил приказ: колхозные стада пасти без собак. Мол, коров пугают, гоняют лишне, отчего падает надой молока, а бывает, кусают скот, и долго заживают раны. Словом, собак возле стада - чтоб духу не было!
- А что? - согласился Генка. - Бывает, и вправду кусают. И гоняют без толку. Может быть, этот зоотехник и прав.
- Конечно! - засмеялся Мишка. - Если бы яблоко не упало на голову Ньютона, кто его знает, когда бы открыли закон всемирного тяготения. Если бы собаки не покусали главного зоотехника, кто бы знал, как собаки влияют на надой…
Телята сами свернули на участок, который называли паром. Вначале они побежали к небольшому каналу, напились воды, затем рассыпались по пастбищу. Мишка, оставив Генку, пошел к посеянной траве, чтобы охранять ее от потравы. Шел и думал. Под ногами желтели лысые пятна торфяника, местами чернела жирная земля, перемешанная с кусочками коры, веток, смолистых корней. Когда-то здесь было болото. Непроходимое.
Телята здесь паслись охотно. Разнообразие пищи, большой ее выбор, наверное, нравились им. У них будто и намерения нет ринуться в культурные посевы. Даже самый беспокойный бычок Орион и тот держался ближе к каналу, мирно пощипывал траву, время от времени чихал от взбитой сотнями ног торфяной пыли.
Вдруг из-под ног Мишки вспорхнул и взмыл вверх жаворонок, от него отделилось перышко и, покачиваясь, стало падать на землю. Мишка поднял его, стал рассматривать. Бледно-коричневое, почти прозрачное, было оно невесомое, нежное, еще теплое, нагретое своим хозяином. А жаворонок уже висел вверху, трепетал крыльями, но не пел. У него теперь, наверное, были другие заботы.
Обойдя стороной стадо, Мишка направился к каналу. Вода в нем казалась ртутной - тяжелой, холодной, неприветливой. Только редкие ленивые волны расходились кругами от игравших в воде мальков карася. Миша долго и внимательно смотрел на воду, на носящихся над ней стрекоз и почему-то вспомнил, как в конце марта он ходил рыбачить на Ужицу, но так и не смог поудить из-за этих самых темно-синих стрекоз. Почти целый день наблюдал, как стрекозы садились на теплую воду, откладывали на водоросли яички. До него не доходило, почему самка, держась за хвост самца, сама садилась на воду, и он висел над ней, как маленький вертолетик. Мишка старался тогда поймать хотя бы одну пару, но ему это не удалось. А сегодня понял: откладывающую яички самку страхует самец. До чего все в природе складно! Мишка словно сделал большое открытие. Ему стало так радостно, что он присел на берег и, забыв обо всем на свете, замурлыкал какую-то мелодию. Надо же! Как он об этом не догадался сразу, тогда на берегу. Из раздумья его вывел Генкин толчок.
- Мечтаешь?
- Да нет, понимаешь… - хотел было рассказать Мишка о своем открытии, но приятель не дал ему говорить.
- Сегодня бабушка, - начал он, - рассказала, что у озера, где мы нашли муравейник, росла липа.
- Да ну!
- Вот тебе и ну! Только она не помнит, куда липа девалась. Посоветовала обратиться к деду Михасю.
- Этому отшельнику? Да он нас и на порог не пустит.
- Пустит не пустит, а попытаться надо. Он когда-то здесь лесником работал. Понял? Без него никак нельзя. Надо сходить.
- Тогда сходим, - согласился Мишка.
Дед Михай - Михаил Парфенович Щетка - в Дубках был фигурой незаметной, но в то же время известной, особенно детворе. Дедом Михаем пугали малышей. «Если не будешь слушаться, - говорили мамы, - придет дед Михай и заберет в торбу…» - «Если не будешь кушать, - вторили бабушки, - придет дед Михай и отнесет в лес…» Придет дед Михай! Придет дед Михай! А дед Михай никуда и ни к кому не ходил. Жил он уже больше сорока лет один, в старой, покосившейся избенке на отшибе села, занимался своими домашними делами, появлялся только в магазине за хлебом да солью, не замечая никого и ничего, брал необходимое и молча уходил. Единственный в деревне он держал козу, рыжую, с полуметровыми рогами, и дети через щели в заборе порой рассматривали ее как некое чудо. Никто к деду Михаю из односельчан в дом не ходил, только, может быть, почтальон тетя Глаша, аккуратно приносившая ему раз в месяц пенсию.
