— Может, потому, что ты и Джейсон очень похожи наледи Мелисанду? Удивительное, но совершенно непонятное сходство.
Джеймс поморщился.
— Верно. Кстати, тебя действительно зовут Кориандр?
Корри принялась внимательно рассматривать потертые и поцарапанные сапожки.
— Так мне сказали.
— Какое несчастье.
— И не говори.
Джеймс вздохнул и осторожно положил руку ей на плечо.
— Ты не кажешься оборванкой.
Втайне он считал, что выглядит она еще хуже самой последней оборванки, если это только возможно, но слова бабки сразили беднягу. А ведь он знал Корри всю жизнь и, как ни странно, чувствовал за нее ответственность Почему, и сам не знал. Просто перед глазами стояла улыбающаяся во весь рот малышка, с которой ручьями стекала вода. Она казалась куда мокрее лягушки, которую протягивала ему в дар. Бесценный дар. Только для него.
Корри удивленно моргнула, теребя старый коричневый жилет, вне всякого сомнения, принадлежавший когда-то конюху.
— А кем я кажусь?
Джеймс замер. Ему вдруг захотелось зарыться в счета имения за последние десять лет. Вычислить цену овса и ячменя на будущие двадцать. Собственноручно пересчитать овец на восточном пастбище.
Все, что угодно, лишь бы не отвечать.
— Ты не знаешь, что сказать, верно? — медленно выговорила она.
— Ты выглядишь собой, черт возьми. Как Корри. Не как эта чертова Кориандр. Твои родители, кажется, перепили бренди, прежде чем дать тебе такое имя.
— Я спрошу тетю Мейбеллу, хотя они с мамой никогда особенно не ладили. Тетя Мейбелла не называла меня иначе, как Корри. Однажды в детстве я играла со своей собачкой Бенджи, и все шло прекрасно. Но Бенджи чуть-чуть запачкался, сбежал от меня и ворвался в дядину библиотеку. Он немного покатался на письменном столе и погрыз два листа, которые дядя держал под сушильным прессом. И вот тогда он в первый раз выкрикнул мое полное имя. — Она помолчала, глядя сквозь стекло в сад. — Не знаю только, на кого он тогда разозлился.
— Корри, забудь все оскорбления. Я поговорю с отцом. Он единственный, кто способен немного приструнить бабку. Я слышал, как он говорил дяде Райдеру, что дед, вне всякого сомнения, выбросился из окна, только чтобы сбежать от нее.
— А, не важно. Впредь я просто постараюсь держаться от нее подальше. А сейчас мне пора. Прощай, Джеймс.
И девушка вышла из стеклянных дверей конторы в сад. Если она будет бродить там достаточно долго, наверняка наткнется на обнаженные статуи, совокупляющиеся в различных позициях. В юности он и Джейсон Проводили там долгие часы, хихикая и тыча пальцами в наиболее пикантные детали. Но с тех пор повзрослели и смотрели на все это совершенно другими глазами. Насколько он знал, Корри никогда не бывала в той части обширных садов имения.
— Нет, Корри! — завопил он. — Возвращайся! Я велю принести чай с кексами! Присоединяйся!
Девушка обернулась, помедлила и неохотно пошла назад.
— А какие кексы?
— Лимонные с кунжутом. Мои любимые.
Она взглянула на свои сапоги, снова подняла глаза и уставилась в какую-то точку за его левым плечом.
— Спасибо, но мне нужно домой. До свидания, Джеймс.
И вылетела из комнаты.
В саду немало тропинок, ведущих к выходу. Она, разумеется, не станет бродить по саду. И уж точно не натолкнется на статуи.
***
Джеймс нашел отца в спальне. Одного.
Он, морщась, бинтовал руку.
— Что случилось, отец?
Дуглас растерянно дернулся, повернулся и облегченно вздохнул.
— Джеймс! Я думал, это твоя мать! Ничего страшного, просто какой-то идиот прострелил мне руку.
Джеймс даже согнулся от пронзившего тело страха и поспешно сглотнул. Но страх уже завладел всем его существом.
— Плохо дело, — пробормотал он. — Папа, мне это не нравится. Где Пибоди?
Джеймс вот уже много лет не называл его папой. Дуглас завязал узлом полоску полотна, оторванную от сорочки, затянул зубами, повернулся и выдавил улыбку.
— Все в порядке, Джеймс.
А поскольку Джеймс выглядел испуганным, подошел ближе и прижал к себе своего бесценного мальчика.
— Со мной все в порядке. Только щиплет немножко, ничего особенного, и не из-за чего волноваться. Надеюсь, твоя мать никогда об этом не узнает.
Джеймс ощутил исходившую от отца силу и сразу приободрился. Он вдруг осознал, что ничуть не ниже отца, человека, на которого всю жизнь смотрел снизу вверх, видел в нем Бога, всемогущее существо. И вот теперь оказалось, что они одного роста.
