— Хорош, правда? — спросил Ал.
— Достоин королевы. А я всего-навсего певица, — она старалась не обидеть старика.
— Ты достойна его, поверь мне, — он пригласил ее жестом присесть за стол.
Но Эллис осталась стоять.
— Комплименты принимаю, а бриллиант — нет.
— Женщина никогда не соглашается сразу… — ухмыльнулся старик, непристойно подмигнув. Ал решил, что она или из тех, кто любит, чтобы долго упрашивали, или хитра и метит выше.
— Мой парень не согласен, — оправдывалась она, — а я его люблю. — Она смущенно улыбнулась, обнажив мелкие, перламутрово-белые зубы, чем еще сильнее распалила Ала.
— Твой парнишка — кретин, — сказал он добродушно, пожирая ее взглядом усталых глаз.
— Я то же самое говорю, — попыталась она смягчить шуткой неловкость. — Поверьте, синьор Кинничи, у меня сердце кровью обливается. — В некотором смысле это было правдой.
Ал протянул свою жилистую, покрытую синими вздувшимися венами руку и положил на ее безупречно круглое бедро.
— Я не болтлив, — заверил он. — Бриллиант просто подарок. За ласку я плачу отдельно и очень щедро. Все остается в тайне.
— Моя девушка — артистка, а не жопа с резинкой из твоих борделей, старик, — прозвучал внезапно спокойный голос рядом с Эллис.
Кинничи узнал пианиста, который аккомпанировал певице, и взглянул на него так, словно он уже покойник. Ал увидел молодое, неправдоподобно красивое лицо, а ледяной улыбке была присуща твердость, которая отличала его самого в молодости. Он не взорвался неудержимой яростью, а осел, словно проколотая шина. Не от страха. Ему достаточно было повести бровью, чтобы телохранители переломали нахалу шею. Он осел от отвращения к самому себе, у него случилось то редкое теперь просветление, когда он ясно понял, что собой представляет: похотливый старик, увядший и больной, который копошится в грязи подошедшей к концу никчемной жизни.
— Ладно. Бог с тобой, парень. Я ничего не слышал. Будем считать, что сегодня тебе повезло.
Бриллиант искрился на столике рядом с хрустальным бокалом. Певица и пианист удалились.
— Мог бы предупредить, что знаешь его, — возмутился Джо Ла Манна, подсаживаясь к столу Кинничи.
— Кого?
— Ирландца.
— Какого ирландца? Что ты мелешь? — рассердился босс.
— Да того, что промазал и не застрелил Лателлу, Шона Мак-Лири.
— Так он и есть пианист? — ярость старика как рукой сняло, он сначала улыбнулся, потом разразился гомерическим смехом. Сильный приступ кашля оборвал это безумное веселье.
Этот приступ истерического смеха Джо отнес на счет болезни старика.
— До сих пор он ни разу не промахивался, — сказал Джо.
— Этого нахального ирландца надо проучить, — решил Ал, внезапно посерьезнев.
— Конечно, — согласился Джо — он всегда именно так реагировал на все странности босса.
— Что скажешь о Тони Кроче? — сменил тему Ал.
— Мы поговорили. Он знает убежище Лателлы и так же, как и мы, хочет поскорее с ним разделаться.
— По крайней мере, мы теперь знаем, чем вызван провал.
— Давай-ка покончим с этим побыстрее!
— Живучие они, их трудно застать врасплох. Нужно время, чтобы подготовить надежную западню.
— Ирландец мне показался толковым.
— Но он отказался участвовать в этом деле.
— Мальчик нарывается на неприятности. Придется объяснить ему, что работу на полпути не бросают.
— Сейчас? — с готовностью отозвался Джо.
— Нет. Не хочу подставлять Вика. Позже. В каком-нибудь другом месте.
Подошла красивая, ослепительно светлокожая девушка в ярко-красном платье, отодвинула стул и села рядом с Алом.
— Я — подарок вашего друга Виктора, — ласково прощебетала она. — Эта куколка умеет говорить, ходить и делать много всяких штучек.
Джо поднялся, но босс удержал его.
— Поблагодари Виктора. Я, конечно, много теряю, но мне надо побыть одному, — с сожалением сказал он.
— Понятно, — прошептала девушка и собралась уходить.
Ал взял со стола камень и протянул ей.
— Держи!
— Это — мне? — не поверила она.
— Тебе. Отлепи задницу от стула, пока я не передумал. Сегодня для многих удачная ночь, пользуйся!
Девушка не раздумывая последовала его совету — поспешно унесла свалившееся на нее так внезапно богатство.
