Он задрал рубашонку до подбородка. От живота к подмышке тянулась бледная линия. Видала я похожую отметину. Значит, вот как Щура сумела себе Фейна подчинить. Непроста была покойница.
— Атаман говорит, на всю жизнь теперь метка останется, — с гордостью тарахтел поваренок. — Мы теперь с ним навроде кровных братьев…
— А чего ж твой братец любезный тебя в замок направил, а не к себе в банду взял?
Поваренок осекся:
— Ну понимаешь, тут…
— Шпионить? — грозно нахмурилась я. — Воровать?!
— Он сказал, пока ведьма при власти, мне к ним в компанию ход заказан. Мы хотели вместе к морю выбираться, у него мечта есть…
Про Фейновы устремления я и так знала, поэтому, особо не вслушиваясь, продолжила трапезу. Тюрьма тюрьмой, а обед по распорядку.
— Ты, Ленута, не боись. Фейн — он знаешь какой? Мужик сказал, мужик сделал! Он обязательно поможет.
Видали мы таких помощников! Хотя, конечно, дружеское участие мне не повредит.
— Ты Дарину видел? — спросила я поваренка. — Домна Мареш в Араде не появлялась?
— Не было вроде. А чего передать?
— Заканчивайте лясы точить! — прикрикнул из коридора Йоска. — Обход скоро.
— Просто расскажи ей, в каком я положении оказалась, может, она придумает, как мне из тюрьмы выбраться.
Томашик послушно кивнул, собрал опустевшую посуду и юркнул в приоткрытую стражником дверь.
Пыточная на меня особого впечатления не произвела. Во-первых, мне было о чем подумать, кроме измышлений о том, к каким из вбитых в стены крюков меня будут прикручивать и какими из раскаленных на жаровне щипцов за что потянут. А во-вторых, хитрые серые глаза в вырезах палаческой маски напоминали мне одного знакомого стражника. И я готова была последние портки поставить, что предусмотрительный Йоска, проводивший меня до самых дверей экзекуторской, передал меня с рук на руки кому-нибудь из своих многочисленных родичей. И мысли мои сейчас были даже не о пострадавшем ни за что Томашике и не о моей названой сестрице, а о том, что сказала мне маленькая рутенская девочка в хрустальном сне.
Обстановка к размышлениям располагала. Красноватые отблески пламени выхватывали из темноты какие-то лавки с потертыми ремнями для рук и ног, массивное кресло с креплениями, видно для этих же целей. На потолке болтался пучок цепей с кандалами и шипастыми ошейниками. Я хмыкнула, оглядев все это великолепие, и вежливо поздоровалась. Пахло раскаленным металлом. Палач растерянно переминался с ноги на ногу. Я, четко впечатывая шаг, пересекла пыточную и уселась в кресло. На щиколотках сами собой защелкнулись захваты. Я пошевелила ногами, прикинув, что, если что, свободно смогу выскочить из сапог, и благожелательно кивнула:
— Приступай.
Палач откашлялся:
— Признаешь ли ты, Ленута Мареш, — начал он заунывно, — злоумышления супротив господаря нашего…
«Ёжкин кот! Как же мне быть? Как отыскать вещицу, которую Влад собирал? И что это вообще может быть? Маленькая Лутоня говорила — он Кащей, от этого и плясать надо. Что я вообще про кащеев знаю? Бабушка рассказывала, что так когда-то назывался страшный Черный бог — покровитель зимы, тьмы и смерти.
На что Кащей ни взглянет — все вянет.
Он на Птиц посмотрел — птицы смолкли в лесах,
Над травой пролетел — и засохла трава.
На скотину взглянул — повалилась скотина…
И цвета его были черный да серебряный. А еще благоволил он к одному людскому племени, затерянному в холодных северных горах. В те незапамятные времена, когда деревья были большими, а моря — маленькими, враждовали между собой народы яггов и кащеев.
И что мне это дает? А ничегошеньки. Разве что понятно, почему моя бабушка так Влада ненавидит. Память предков, не иначе. Кстати, почему он Дракон? Не потому ли, что Чернобога называли еще Черным змеем?»
— Так злоумышляла или нет?!
Крик палача заставил меня вздрогнуть и мелко затрясти головой:
— Ни в чем я вины своей не признаю. И стоять на том буду твердо!
«А еще была старинная легенда о том, что напал как-то Кащей на Ярилу, бога земледелия, и обратил того в зайца колдовством своим поганым. Заяц, утка, игла… яйцо».
— Слушай, — обратилась я душевно к заплечных дел мастеру. — А в Валахии есть какие-нибудь приметы, связанные с яйцами?
