Я думала недолго:
— Нет, просто случайный приятель.
— Вызволить его хочешь? — Длинные пальцы атамана поглаживали мою ладонь.
Ощущения были непривычными и скорее приятными. Я прикрыла глаза, погружаясь в сладкую истому. Да что ж это со мной творится, ёжкин кот? Неужели старуха была права и я в прошлой жизни в любовных делах задних не пасла? Да нет, быть того не может.
— Я тебе помогу.
— Что?! — Я выдернула руку. — Ты отпустишь мальчика? И какой тебе в том интерес?
Три вопроса кряду, и ни на один ответа так и не получила. Притихшая Стеша внесла в горницу обещанное угощение. На подносе стоял бокал темного стекла, доверху наполненный густым вином.
— Эх, с коричкой, с гвоздичкой, с лимонной корочкой, отведаем, что ли-с? — пробормотала она, подавая разбойнику напиток.
Я терпеливо ждала, пока атаман снимет пробу. Он не торопился, отпивая маленькими глотками, прикрывал от удовольствия глаза. Наконец бокал опустел, Стеша, не мешкая, подала льняную тряпицу — промокнуть уста.
— А ты иди, кареглазая, — кивнул мне Фейн равнодушно. — Щура тебе покажет, где переночевать можно. Утро вечера мудренее, завтра поговорим.
— И скажи там, чтоб не беспокоили! — взвизгнула рутенка. — Господину отдых требуется.
Я не умела читать мысли, но, пока шла к двери, в моей голове звучал довольный голосок Стеши: «Я же тебе говорила — он со мной останется…»
ГЛАВА 5
О разбойничьей доле, неволе и разделенных снах
Шла баба из заморья, несла кузов здоровья;
Тому-сему кусочек, тебе весь кузовочек.
Доброе пожелание
Чего бы там ни плели люди о вовкудлаках, перекидываться лишний раз они не любят. Одно дело, когда среброликая Тзевана является навестить своих подданных при свете полной луны. Тогда да, против зова богини не попрешь. Тогда хор волчьих песен разносится над долиной и обычным людям приходится запирать двери и окна, чтоб ненароком чего не вышло. Любым приезжим перво-наперво про эти предосторожности втолковывают. Потому что всяко бывало. И разоренные курятники, и подранные овцы, и напуганные жители. Потому что крупный хищный зверь — это страшно, и пока ты поймешь, что это не пришлый волк-людоед, а дядька Дрофнутий, который через два дома от тебя живет, только слегка в другой ипостаси, портки уже придется менять. А в обычной жизни вовкудлака от человека и не отличишь сразу, разве что прямого взгляда не любят, так и я, к примеру, гляделки не очень жалую.
Я моргнула минуте на третьей. Человек-гора захохотал:
— То-то же, Ленута!
— Ты мухлевал, — не желала я сдаваться. — Жестами неприличными меня смущал.
— Правилами не запрещено! — поддержал Жоха наш арбитр, встрепанный одноглазый мужичок по имени Букашко. — Проиграла, так исполняй!
Я, кряхтя, залезла на стол:
— Чего петь-то?
— Грустную, про бабью долю, — широко улыбаясь, велел Жох. — Да так, чтоб слезу выжимало.
Разбойники поддержали победителя нестройным гомоном. Я тоненьким голоском начала выводить первый куплет. Мои вокальные экзерсисы вызвали оживление в честной компании. По кругу пошел очередной жбан зелена вина. Ну не умею я петь, вот не дали боги таланту. Вроде и слышу все правильно, и голос сильный да звонкий. Да только вот как заведу какую песню, мухи в полете дохнут. А лиходеям хоть бы хны, ржут как кони да добавки требуют.
Я обреталась в злодейском логове почти седмицу, каждый день начиная с поисков плененного Томаша, донимая осторожными расспросами окружающих и поднимая тучи пыли в самых потаенных закутках. Фейн со мной больше не заговаривал. Он уходил рано утром по таинственным воровским делам, возвращался ночью, чтоб сразу же завалиться спать в своей захламленной горнице. Стеша высокомерно хмурилась издали, не удостаивая меня беседой. И только старая Щура приставала с мелкими хозяйственными поручениями, не забывая каждое из них сдобрить страшной угрозой и проследить, чтоб я не покидала территории разбойничьей слободки. И я послушно все исполняла: колола растопочную щепу, чистила котлы, стирала какие-то тряпки, до крови обдирая костяшки пальцев, а вечером, сидя в уголке общей залы, калечила глаза и руки над штопкой. Однажды ко мне, тасуя засаленную колоду, подошел Жох: