— Надеюсь, мы продолжим разговор, фата Мареш! — крикнул он улепетывающей со всех ног волчице. — Мне еще о многом нужно вас расспросить.
И эхо его слов, отражаясь от озерной глади, застревало в волчьей шерсти морозными иглами.
Я покачала головой:
— Странно как-то. Получается, твое согласие ему и не нужно вовсе было?
— Ну да, — кивнула Дарина. — Ему хотелось о тайнах наших семейных побольше разузнать. Такой уж он человек — до знаний жадный.
Я на минуту задумалась. Такая жажда и мне близка. А вот то, что в своих стремлениях наш господарь на чувства людей плюет, вовсе его не красит.
— Давай уже домой собираться, — скомандовала Дарина, скидывая в плетеную корзину плоды нашей долгой стирки. — Пока доберемся, пока развесим, уже и спать пора.
Я неохотно поднялась, потягиваясь. Спина гудела, и больше всего мне хотелось прикорнуть на бережку и вздремнуть под шуршащий звук перекатывающейся речной гальки.
— А дальше-то как получилось с Михаем?
— Я тебе потом расскажу, — ответила скучная сестрица. — Как-нибудь при случае…
Потом мы не спеша поднимались от речки, перекидываясь ничего не значащими фразами, каждая думала о своем, заветном.
— А Антона ты как спровадила? Без членовредительства обошлось?
— Какого Антона? — равнодушно спросила Дарина, перехватывая поудобнее свою сторону корзины.
— Ну утром гость был. Ты еще меня отправила на охоту, чтоб без лишних ушей с ним поболтать.
— Ну что ты несешь, Ленута? Не было сегодня никого. Ты спозаранку сама силки проверять ускакала, даже не предупредила меня.
У меня волосы на голове начали шевелиться от подступающего страха. Я резко развернулась к подруге, отпустив свою часть ноши, схватила волчицу за грудки и заглянула в глаза. Дарина спокойно встретила мой взгляд, ее продолговатые зрачки послушно отразили мое встревоженное лицо.
— Был мужик. Антон звали. Здоровенная орясина. Ты его привечала, на тренировку со мной уговорила…
— Не было такого.
— Ты еще чихать начала, как только он в горницу вошел, — продолжала я, уже понимая, что ничегошеньки не добьюсь своими разговорами.
Дарина чихнула и покачала головой:
— Не помню…
Я зашипела и ринулась к дому, оставив сестрицу саму разбираться с чистым бельем.
Нет, ёжкин кот, я еще из ума не выжила! То есть, может, и выжила, но не настолько же! Точно мужика помню, и как в колено ему заехала, и как обманным выпадом раскрыться заставила. Вбежав во двор, я принялась метаться, высматривая в сгущающихся сумерках доказательства присутствия чужака.
Когда Дарина наконец вернулась домой, недовольно сопя и волоком таща тяжелую корзину, я ждала ее в горнице. С гордым видом я показала ей находку — витой пастуший кнут, найденный мной на том самом месте, где я его после баталии оставила.
— Теперь веришь?
— Ну и что? — махнула рукой сестрица. — Это наш кнут — с зимы в сараюшке валялся. Тебе-то на что?
— Это его вещь! — крикнула я. — Этого самого Антона. Он его с пояса сдергивал.
— Ты ошибаешься. — Сестрица продемонстрировала мне рукоять с клеймом дома Мареш. — Вот тебе и доказательство.
Я бушевала еще некоторое время, пытаясь вернуть своей сестрице память, перебирала чисто вымытые плошки, искала посуду, из которой наш гость трапезничал, даже опустилась на четвереньки в тщетной попытке рассмотреть или унюхать какие-то следы. Сестрица все это время восседала за столом, с равнодушным любопытством наблюдая мои метания.
— Угу, ты еще проверь, не пропало ли чего ценного. А то мало ли…
Совету, признанному глупым и к ситуации не относящимся, я все же последовала. Ёжкин кот! Уже через пару минут я поняла, что меня обокрали, причем подчистую. Аккуратный пристенный сундучок, в котором я сберегала все свидетельства своей прошлой забытой жизни, был пуст.
Утро мы с Дариной встретили на ногах и вдрызг разругавшись.
— И что ты в Араде забыла? — Насупленная сестрица прихлебывала душистый взвар и морщилась, как от зубной боли.
— Я хочу про покражу заявить, — увязывая котомку, буркнула я. — Первую седмицу травеня господарь должен тяжбы народные разбирать. Его и озадачу.
— И чего изменится?
— Имущество свое вернуть хочу, — не отступала я. — Он колдун знатный, у него может получиться.
