Остановился он в результате недалеко от вокзала, в душной комнатке с видом на шоссе. Гарольд рванул на себя оконную раму, чтобы впустить воздух, но снаружи ревел безостановочный поток машин и пронзительно кричали поезда, возвещая о своем прибытии и отбытии. Из-за стены доносился голос на незнакомом языке, орущий в телефонную трубку. Гарольд лег в постель, очень мягкую, на которой до него уже спало множество незнакомых людей, вслушался в непонятные ему слова и отчего-то испугался. Он снова вскочил и начал расхаживать туда-сюда по комнате, слишком тесной, с застоявшимся воздухом, а машины все ехали и поезда шли куда-то по своим надобностям.
Прошлое изменить нельзя. И неоперабельный рак вылечить невозможно. Гарольд вспомнил незнакомца в женском платье с фингалом под глазом. Ему снова представился Дэвид, как он выглядел в день выпуска из университета и все последующие месяцы — спящий с открытыми глазами. Это было уже чересчур. Для продолжения похода явно чрезмерно.
С рассветом Гарольд был уже в пути, но он не позаботился свериться ни с компасом, ни с путеводителями. Вся его воля и силы уходили на то, чтобы просто переставлять ноги. Лишь когда три девчушки-подростка спросили у него дорогу в Шептон-Моллет, он осознал, что потерял целый день, двигаясь не в том направлении.
Гарольд сел у обочины, глядя на поле, сплошь объятое желтым пламенем каких-то цветов. Он не помнил их названия и не дал себе труда вынуть определитель диких растений. Правда заключалась в том, что он тратил слишком много денег. И после трех недель похода Кингсбридж все еще оставался ближе к нему, чем Берик. Первые утренние ласточки порхали и ныряли в воздухе над его головой, резвясь, будто дети.
Гарольд не представлял, как снова подняться на ноги.
— Да, Дэвид, — говорила Морин сыну, — он все еще идет. И звонит обычно по вечерам. А Рекс — большой добряк. Как ни смешно, но я даже горжусь Гарольдом. Только не знаю, как ему об этом сказать.
Лежа на двуспальной кровати, которую когда-то делила с мужем, Морин созерцала квадрат яркого утреннего света, попавший в ловушку из сетчатого тюля. За последнюю неделю случилось столько всего, что Морин иногда ощущала себя женщиной, влезшей в чью-то чужую кожу.
— Он шлет мне открытки, а иногда балует сувенирами. Ручки у него, судя по всему, — любимицы.
Она помолчала, опасаясь, что чем-то раздражила Дэвида, потому что он не ответил.
— Я люблю тебя, — окликнула она его.
Ее слова уплыли в пустоту. Дэвид не произнес ни слова.
— Тебе, наверное, пора, — наконец закончила она разговор.
Прервав беседу, Морин, конечно, не ощутила облегчения, но впервые за все время общение с сыном оставило после себя чувство неловкости. Ей казалось, что с уходом Гарольда их близость с сыном должна возрасти. Но, выбирая подходящий момент, чтобы поведать Дэвиду о своих делах, она то и дело обнаруживала, что неимоверно занята. И даже во время бесед ее не раз посещало смутное, но неотвязное ощущение, что сын ее не слушает. Морин находила множество причин, чтобы больше не прибирать в его комнате. И как-то вдруг перестала надеяться, что однажды они увидятся.
Поездка в Слэптон-Сэндз стала для Морин поворотным пунктом. В тот вечер, кое-как попав ключом в замок входной двери и крикнув на прощание слова благодарности Рексу, стоявшему у смежной изгороди, она, не снимая туфель, поднялась по лестнице на второй этаж и прошла прямиком в общую спальню. Не раздеваясь, Морин рухнула на постель и закрыла глаза. Посреди ночи она сообразила, где находится, и легкая паника тут же сменилась облегчением. Все кончилось. Морин не могла с точностью сказать, что именно, но она освободилась от безотчетной тягостной боли. Она натянула на себя одеяло и положила голову на подушку Гарольда. Наволочка пахла мылом «Перз» и мужем. Позже, окончательно проснувшись, Морин снова ощутила в себе недавнюю легкость, омывшую ее, подобно воде.
Потом она целыми охапками начала перетаскивать свою одежду из гостевой комнаты и развесила ее в платяном шкафу рядом с вещами Гарольда, на противоположном конце перекладины. Она также подстегнула себя обещанием: каждый день, прожитый без мужа, браться за какое-нибудь новое дело. Морин перенесла на кухонный стол кипу нераспечатанных конвертов со счетами за жилье, достала чековую книжку и начала понемногу оплачивать их. Она позвонила в страховую компанию и удостоверилась, что медицинский полис Гарольда не просрочен. Съездила в автосервис и проверила давление в шинах. Она даже повязала на шею давнишний шелковый шарф, как бывало в прежние дни. Когда у садовой изгороди неожиданно появился Рекс, Морин невольно потянулась к шарфу и дернула за конец, чтобы ослабить узел.
