И в воскресное утро проснулся позже всех. Огляделся. В комнате никого, а из кухни слышен громкий тети-Полин смех и другие голоса. Я вскочил и в трусах вышел в коридор и налетел на Ангелину Павловну.
— Сеня, — сказала она строго, — ты уже взрослый мальчик, почти юноша. И нэ-э-прилично разгуливать в таком виде в общественном месте.
Вот ведь, обязательно настроение испортит! Я, конечно, этого не сказал, а извинился и шмыгнул обратно в комнату, натянул брюки. Но, между прочим, подумал: а в этих, как их, бигудях и в халате прилично в общественном месте разгуливать? Ну, да ладно, не до нее мне сейчас. Как это Татьяна говорит — инго… игнорируй.
Батя был в кухне тоже. И веселый. Я даже удивился — такой он был веселый.
— А-а! Сеня! — закричал он, когда я вошел. — Ну и спал ты!
— Ага, — сказал я.
На плите что-то шипело и скворчало. Тетка Поля красная как вареный рак чего-то там колдовала и все время кричала и хохотала, мама сидела на табуретке, Мишка — подумать только! — чистил картошку, а Ольга терла морковь. И этот подлый подхалим Повидло тоже был здесь и подхалимскими глазами смотрел на тетку Полю — авось отломится что-нибудь. И на меня никакого внимания не обратил, как будто я для него пустое место.
А батя был ужасно веселый, прямо как в цирке веселился, такой веселый-развеселый — дальше некуда.
— Ну и спал ты! — кричал батя. — Мы уж все встали и вот уже завтрак жарим, а ты все спишь и спишь!
— Да не сплю я вовсе, — сказал я и ушел из кухни. А Повидло даже не обернулся, подхалим несчастный. Никто не обернулся. И в комнате я хлопнул дверью. Чепуха какая-то!
Я стоял у окна и смотрел на флигель напротив. Его, говорят, скоро снесут. Он солнцу мешать не будет. Какое-то дурацкое настроение у меня было. Я не слышал, как вошел батя.
— Сень, — сказал он, — ты уж извини. Не хотел я тебя будить.
— Лады, — сказал я. — Мне опять с теткой идти?
— Н-не, — заторопился он, — я сегодня сам с вами пойду. Выходной.
— Чего ты мне сказать хотел? — спросил я и посмотрел на него. А у него на скулах желваки ходили, и был он уже не веселый, как две минуты назад. Он молчал.
— Что ты мне… — опять начал я.
Он посмотрел на меня, и мне… заплакать захотелось.
— Ты что, батя?
— Ничего, — сказал он. — Иногда вот думаю — провались оно все пропадом. Вот написал писатель какой-то: добро должно быть с кулаками. А? Ты это… как понимаешь?
Я никогда не видел его таким. И что я мог сказать? Откуда я знаю, каким должно быть добро?!
— Как это… с кулаками? — спросил я.
— Не знаю, — хмуро сказал он. — Наверно, каждый милиционер, — он усмехнулся, — это и есть добро с кулаками… Думаешь, мне приятно в… грязи вот этими руками ковыряться? А она… — Он кивнул в сторону кухни, потом махнул рукой. — Ну, да ладно.
— Кто — она? — быстро спросил я. — Мама?
— Ты что?! — сказал он тоже быстро, мне показалось, что он даже испугался. — Что ты — мама! Мама у нас знаешь какая… Нет, не мама, а вот… — И он опять кивнул в сторону кухни.
— Тетка? — спросил я.
Он не ответил. Помолчал немного, потом спросил:
— Ты мою… биографию знаешь?
— Н-ну, знаю, — не очень уверенно сказал я.
— А какая моя биография? — сказал он грустно. — А вот какая…
Но продолжить ему не дали. Ольга прибежала и позвала завтракать.
— В другой раз, — сказал батя и пошел на кухню.
Вот так всегда — «в другой раз», подумал я и поплелся за ним. Только захочешь с человеком по-настоящему поговорить — обязательно кто-нибудь или что-нибудь помешает. Всегда «в другой раз»!
А какая у него биография, в самом деле? И вот оказалось, что я ее, в общем-то, и не знаю, эту его биографию. Знаю только, что он не воевал — мал еще был. Хотя вот Машкин отец тоже еще молодой, а успел повоевать: был сыном полка, в разведку ходил, своему командиру жизнь спас, награды имеет… Знаю еще, что до милиции мой отец был рабочим, а почему он в милицию пошел служить — и не знаю. Не знаю толком, что он на своей службе делает. Участковый и участковый. Следит, наверно, за порядком на своем участке. С пьяницами ругается, следит, чтобы после одиннадцати в квартирах радиолы или магнитофоны на полную мощность не пускали, за ребятами вроде Фуфлы и Хлястика посматривает, чтоб не очень хулиганили. А впрочем, что-то он не больно за ними и посматривает.
