— Какой отличный человек, — сказала бабушка, доставая пудреницу.
— Ага, — сказал Витька. — Дядя Вася, мне два сливочных, одно ореховое, одно земляничное и три разных! Ассорти!
— А тебе? — спросил меня полковник от буфета.
Я помахала рукой. Не потому, что я уж такая скромная, а потому, что мне действительно было сейчас все равно. Полковник кивнул. Бабушка пудрилась. Витька пыжился. А я посматривала по сторонам. Этот кусочек кафе, где продают мороженое, был совсем маленьким. Вообще-то кафе большое, но оно уходит на несколько ступенек вниз, и там люди пьют кофе и едят, а здесь у самого входа — таким угольничком — едят мороженое и сидят мальчишки и девчонки, которые ужасно хотят казаться взрослыми. Девчонки громко смеются, щурят глазки, незаметно — это они думают, что незаметно, — поправляют юбочки на коленях. А мальчишки потихоньку курят сигареты и пускают дым под стол. Я даже засмеялась: сидит с двумя девочками Коля Иванов — он сейчас в десятом — такой важный, его все побаиваются, мне-то его бояться нечего — он меня даже и не знает. Ну вот, он сидит с двумя девочками — славные такие девочки, одну я, кажется, тоже знаю, — и пускает дым под стол, и такой довольный, такой храбрый. Я посмотрела на него и подумала, а как бы он пускал дым под стол там, на том парадном подъезде? Понимаю, что несправедливо, а подумала, и все. И еще я подумала: а что такое доброта? Вот нажмет кто-то кнопку — и никаких тебе Фуфлей, или, как его там, Фуфел, никаких тебе Хлястиков (я почему-то уверена, что этот Хлястик подлый), никаких тебе врагов. И белобрысых с веснушками не будет. Откуда он только взялся?! И Веньки Жука не будет. Не будет, и все! А Г. А.? Тоже не будет? А папы? А мамы? А полковника? А Витьки? А бабушки?
— Маша! — крикнул полковник.
— А? — спросила я, очнувшись.
— Иди-ка помоги мне.
— Я пойду, — сказал Витька и выскочил из-за стола.
— Какой отличный человек, — сказала бабушка. Она уже кончила пудриться и начала подкрашивать губы. — В нем есть что-то аристократическое.
— Офицер… — сказала я.
— Ты злая, Маша, — сказала бабушка и убрала помаду в сумочку.
— Прости, бабушка, — сказала я.
И вот тут я увидела, что какая-то девочка машет мне из-за углового столика. Я присмотрелась и узнала Юльку из нашего класса, а рядом с ней, конечно, Зоенька. Я помахала Юльке в ответ, а она замахала еще сильнее — звала меня. Я развела руками, дескать, не могу, занята. Тогда она вылезла из-за своего стола и подошла к нам.
— Здравствуйте, Антонина Петровна, — сказала она очень ласково. — Здравствуй, Маша. Вы тоже мороженое едите?
— Здравствуй, Юленька, — сказала бабушка. — Я тебя давно не видела. Ты почему…
— Я только что приехала, — еще ласковее сказала Юлька, — с юга. Я так соскучилась по Машеньке. — И она наклонилась, чтобы меня поцеловать.
— Осторожно! — закричала бабушка. — У нее… инфлуэнца!
Юлька отшатнулась. Ах, какая у меня все-таки отличная бабка.
— Ничего особенного, — сказала я, — просто насморк.
Подошла Зоенька. Мне просто не хочется говорить, как она лебезила вокруг полковника. А он ничего не замечал и их тоже угощал мороженым. Я еле-еле съела один шарик, Витька навалился вовсю, а бабушка выпила с полковником шампанского и раскраснелась, разрозовелась, рассиропилась и начала приглашать и Юльку и Зоеньку к нам в гости. Вот и пойми ее! И Витька тоже приглашал их в гости, и полковник тоже. А я думала: я же хотела, чтобы именно они увидели меня с полковником, и ведь я обрадовалась, когда Юлька меня на ухо спросила: не меня ли позвал от буфета этот полковник — Герой Советского Союза? И я же так гордо и независимо ответила, что — да, меня, и вообще… А теперь этот самый полковник хохочет с ними, как будто меня тут и нет, а Зоенька тихим голоском спрашивает, что у меня с глазом, и говорит, что от всяких глазных болезней помогает — у-у-у! — бодяга… И Витька хохочет, а бабушка улыбается, а полковник очень серьезно соглашается с Зоенькой.
А потом Юлька встает и так торжественно говорит:
— Вы меня простите, товарищ полковник, тут не совсем подходящее место, но я воспользуюсь случаем. Разрешите нам, — она обводит рукой меня и Зоеньку, — от имени класса пригласить вас к нам в шестой, простите, теперь уже в седьмой «Б» на встречу с Героем.