— А вы сами?
— Что я?
— Хотите вернуться?
Я задумался, вопрос показался слишком сложным, чтобы сразу ответить. Однако я не столько размышлял, сколько мысленно представлял, что ждет меня дома: промозглый февральский холод, пустая квартира, куча никому не нужной почты под дверью. Да уж, невеселая перспектива. В тот момент я чувствовал себя не в силах длить мое одинокое существование и уж тем более принимать какие-то решения.
— Знаете, мне до сих пор кажется, — прервал я молчание, — что вот вернусь я домой, а она там, ждет меня. Каролина. У нее остались ключи, значит, такое возможно. Я открываю дверь и порога не успеваю переступить, как уже понимаю: она вернулась. Я ее еще не увидел, но чувствую, в доме кто-то есть — радио включено, на кухне пахнет свежесваренным кофе. В квартире тепло и чисто. А потом я вижу ее: она сидит на диване, читает книгу, поджидая меня… — Я развернулся к Поппи: — Но этого не будет, верно?
Вместо ответа она сказала:
— Конечно, вы ходите к психотерапевту, но есть ли еще кто-то, с кем вы могли бы об этом поговорить? Кто-нибудь из родственников, например?
Я покачал головой:
— Мама умерла. Она умерла молодой, двадцать с лишним лет назад. Отец — безнадежный случай. Мы с ним никогда толком не разговаривали. Братьев и сестер у меня нет.
— Друзья?
Я подумал о семидесяти френдах на «Фейсбуке». И честно признался:
— Почти нет. Был у меня друг по имени Тревор. Жил по соседству, но переехал в другой город. А кроме него… — Я осекся, мне вдруг захотелось сменить тему либо уж, по крайней мере, объект внимания. — А у вас? Есть братья или сестры?
— Не-а, — рассмеялась Поппи. — У меня есть мать, но она… как бы это выразиться… занята собой. Проблемы других людей — не ее сфера деятельности. А папа смылся, когда мама узнала, что он ей изменяет. — Опять смешок, на этот раз с оттенком горечи. — Услуги по содействию супружеской измене пришлись бы ему очень кстати. Жаль, что тогда не было этого бизнеса.
— Выходит, у нас много общего, — сказал я, возможно, с излишним энтузиазмом. — Вам тоже особо не с кем поговорить.
— Не совсем так. У меня есть дядя. Мой дядя Клайв.
Поппи окончательно оторвалась от судоку, закрыла программу, и я увидел обои на рабочем столе ее ноутбука — картинку довольно неожиданную: снимок судна-катамарана, очень старого, полуразвалившегося, с дырявой обшивкой и облезшей краской, брошенного где-то на тропическом пляже. Я с любопытством разглядывал снимок, пока Поппи рассказывала о своем дяде и объясняла, почему она к нему так привязана. Когда ей было тринадцать, мать отправила ее в шикарную школу-интернат в Суррее; предполагалось, что Поппи живет в школе по будням и каждый вечер в пятницу возвращается домой; но мать часто уезжала за границу, и Поппи приходилось гостить у дяди; постепенно она полюбила бывать у Клайва и уже мечтала о выходных в его доме; Клайв (он живет в Кью[7]) водил ее в кино и в театр, на концерты и в картинные галереи, знакомя с миром, прежде ей неведомым. И если она не приезжала к нему в пятницу, он писал ей длинные письма, полные новостей, юмора, разной серьезной информации и забавных баек, а главное, полные любви.
— И знаете что? — подытожила она. — Я до сих пор читаю эти письма. Таскаю их за собой повсюду.
— Повсюду?
— Да, даже в командировки. Они у меня все здесь. — Она постучала пальцем по ноутбуку. — Я их сканировала. Он и фотографии мне присылал. Вот эту, например, я получила от Клайва. — Она указала на снимок выброшенного на берег судна. — Разумеется, он не сам снимал, — пояснила Поппи, — снимок сделан художницей Тацитой Дин. Судно называется «Тейнмаутский электрон».
— Тейнмаут? Это в Девоне?
— Да. Там Клайв и моя мама провели детство.
— И почему вы повесили эту фотографию на рабочем столе?
— Потому что с ней связана потрясающая история. История о человеке по имени Дональд Кроухерст. — Поппи зевнула, непроизвольно, во весь рот, позабыв прикрыть его ладонью. — Простите… вдруг в сон потянуло. Вы о нем слышали? (Я покачал головой.) В конце шестидесятых он совершил морское кругосветное путешествие. Или, точнее, он так говорил, но на самом деле не совершил.
