Он засмеялся:
— Нет, конечно, нет.
— Какие книги вы пишете?
— Романы в основном. То есть сплошное сочинительство.
— А я романы редко читаю. Вы сейчас над чем-нибудь работаете?
— Рад, что спросили. Как раз заканчиваю книгу. И уже совсем близок к финалу.
Я кивнул, — надеюсь, с воодушевлением. И мы оба умолкли.
— Что меня всегда интересовало, — прервал паузу я, — это откуда писатели берут свои идеи?
Он взглянул на меня с некоторым удивлением. Вполне возможно, что до сих пор его никто об этом не спрашивал.
— Хм… непростой вопрос. Видите ли, обобщать — всегда неблагодарное занятие…
— Ладно, как насчет книги, которую вы сейчас заканчиваете?
— Хотите знать, откуда я взял идею для моего романа?
— Именно.
— Дайте-ка подумать. — Откинувшись на спинку скамьи, он посмотрел в небо. — Трудно припомнить в деталях, но… Да, вот оно! Теперь я могу вам точно сказать, откуда взялась идея.
— Любопытно.
— Два года назад, в 2007-м и тоже на Пасху, я приехал в Австралию с семьей, и однажды вечером мы ужинали в ресторане, из которого открывается вид на Сиднейскую бухту. И там я увидел китаянку с дочкой, они играли в карты.
Я уставился на него.
— Не знаю почему, — продолжил он, — но эти двое меня очень растрогали: они прямо-таки излучали взаимную привязанность и казались единым целым. И тогда я попытался вообразить, что бы почувствовал одинокий мужчина, который ужинает в том же ресторане и наблюдает за ними, заглядывает одним глазком в их мир, куда ему нет доступа.
Я попробовал вставить слово, но где там, писатель разошелся не на шутку.
— А потом, в тот же мой визит сюда, я договорился встретиться с Иэном — моим старым приятелем по Уорикскому университету, который теперь преподает в Канберре, — мы договорились встретиться в чайной ботанического сада в Мельбурне, но я понятия не имел, что в тамошнем ботаническом саду две чайные, и мы с Иэном едва не разминулись. И сочетание этих двух идей положило начало книге. Так оно обычно и бывает. Возникает одна мысль, потом другая… и глядь, они уже переплелись. — Он повернулся ко мне. Но мне уже не хотелось его перебивать: в который раз за день я утратил дар речи. — Вам это ничего не напоминает?
У меня пересохло во рту.
— Похоже, кое-что начинает проясняться, — выдавил я наконец.
— И каково оно, участвовать в чужой истории?
— Сразу и… не поймешь, — медлил я, аккуратно подбирая слова. — Наверное, требуется время, чтобы с этим свыкнуться. — Затем с тоскливым предчувствием, уже заранее зная ответ, я спросил: — В вашей книге, случаем, не фигурируют зубные щетки? И Дональд Кроухерст?
— Забавно, — улыбнулся писатель, — и то и другое в моем романе присутствует. Я хотел, чтобы повествование вращалось вокруг предмета домашнего обихода — какой-нибудь мелочи, которой мы пользуемся каждый день, даже не задумываясь о политических и экологических обстоятельствах, сопутствующих производству таких пустячных вещей. Но я никак не мог придумать ничего подходящего, и в итоге идею зубных щеток подсказала мне жена. А чуть позже, в Лондоне, моя приятельница Лора, арт-критик, за чашкой кофе рассказала мне о работах Тациты Дин, вдохновленных историей Дональда Кроухерста, и она же навела меня на совершенно блестящую книгу о Кроухерсте, написанную Николасом Томлином и Роном Холлом. Вот вам и ответ на ваш вопрос, вот как это практически всегда происходит: я беру самые разные идеи из самых различных источников, а когда их соединяю, то поверх возникает еще что-то. Собственно говоря, возникают люди. Характеры. Персонажи. Или, как в данном случае, — он глянул на меня в упор, — вы.
Внезапно я почувствовал себя главным героем второсортного фильма про шпионов — в тот момент, когда герой понимает, что угодил прямиком в ловушку, расставленную коварным негодяем, против которого он сражается.
— Ясно. То есть… — я откровенно тянул время, — Максвелл Сим — всего лишь побочный продукт ваших идей, так? Признаться, самоуважения это не добавляет.
— Как сказать, — возразил писатель. — На мой взгляд, это не хуже, чем обнаружить, что существуешь только потому, что два лондонских паба с одинаковым названием «Восход солнца» находятся неподалеку друг от друга. Либо, если уж на то пошло, знать, что обязан своей жизнью абсолютно случайному, с вероятностью один к миллиарду, столкновению отцовского сперматозоида с материнской яйцеклеткой. Право, Макс, по-моему, в вашем существовании