…Машины добрались до Сары-Таша в полной темноте. Половина дороги осталась позади. Грязная столовая, скудно освещенная одной керосиновой лампой, была еще открыта, и мы успели перед сном пропустить по стаканчику и подкрепиться. Потом все устроились на ночлег в шоферской гостинице, где, повалившись на скрипучие, но мягкие койки, вмиг погрузились в глубокий сон.
Встали рано, в серых предрассветных сумерках. Вздрагивая от холода (было минус пять градусов), я вылез на улицу — и тут впервые увидел наконец Памир. Он стоял впереди гигантской ледяной стеной Заалайского хребта, вздымающейся на четырехкилометровую высоту над плоским пространством Алайской долины. Величественные семитысячники, громоздясь один над другим, уходили влево и вправо за горизонт. Здесь только начиналась весна, и хребет был скрыт сверкающим снежным покрывалом почти до самой подошвы. С полчаса я простоял в совершенном столбняке, благоговейно созерцая это фантастическое зрелище. Близился восход, и, хотя вся долина была еще в тени, там, на хребте, одна за другой загорались в первых солнечных лучах ледяные грани пиков. Позже, когда наши машины пересекали долину, хребет стоял неприступной громадой льда и снега, сплошь залитый ярким солнечным светом…
Алайская долина была тиха и безжизненна. Бурая земля недавно освободилась из-под снега; нигде ни травинки. Какой контраст с тем, что делается здесь в середине лета! Бескрайний простор долины скрыт пышным травяным ковром. Всюду белеют палатки скотоводов, дымят юрты, воздух наполнен звоном жаворонков, ржанием и топотом десятков табунов, глухим блеянием отар, пронзительно-визгливыми криками пастухов, стремительно проносящихся мимо на откормленных конях. Замечательные пастбища Алайской долины вмещают летом громадное количество скота, сгоняемого сюда из трех республик…
Оставив долину позади, машины вползают в узкую щель, стиснутую круто уходящими вверх склонами. Начинается медленный, долгий подъем на первый памирский перевал Кызы-ларт (Красный перевал). Все вокруг действительно красноватых оттенков — склоны, осыпи; даже вода в бегущей рядом с дорогой речке красно-бурая. Склоны совершенно голые, не видать ни травинки — разительный контраст с зеленым Алаем!
Леонид не зря обратил мое внимание на роскошный травяной покров перед Талдыком. Мы въезжали в новую страну, Высокую Центральную Азию, страну высочайших нагорий, высокогорных пустынь, резко континентального климата, холодного и сухого, огромную страну, скрытую за цепями громадных хребтов, западным бастионом которой является Памир.
Наконец наступила торжественная минута: мы — на перевале, мы — на Памире, мы — в Центральной Азии!
Машины остановились: оказалось, что у одной из них спустил баллон. Я мог вдоволь, без спешки насладиться первым впечатлением.
Перед нами тянулись пологие, сравнительно невысокие гряды гор, пестрящие пятнами снегов. Величественно грозный со стороны Алайки, как называют долину водители, с юга Заалайский хребет кажется совсем иным. Сильно изрытые оврагами-саями склоны с россыпями камней и выходами скал полого сбегают вниз, к неширокой плоской долине. Безмолвие, нигде ни былинки; тишину нарушает только свист холодного ветра. Отныне этот монотонно-унылый свист будет сопровождать меня почти непрерывно, во всякое время дня и ночи, от первого до последнего дня работы…
Необычно и красиво разнообразие красок обнаженных пород. Длинный отрог хребта, спускающийся вниз перед нами, почти черный. Слева от него идет гряда ярко-малинового цвета, а между ними тянется серо-коричневая долина, в конце которой мрачной смесью бурых, синих и зеленоватых красок навис еще один хребет, увенчанный белоснежной каймой.
Взглянув на меня, Леонид неопределенно хмыкнул. Восторженный вид неоперившегося студента, вероятно, не очень вязался с окружающим миром…
Вот это пошла дорожка! Спуски, повороты, взлеты, как на американских горах. Машины то скатывались в глубокий сай, то с ревом преодолевали крутой склон морены, то медленно ползли по бесчисленным ухабам полотна, проложенного по бугристой долине. Когда-то эту долину сплошь перепахали могучие ледники. Временами грузовики наши трясло так, что приходилось только удивляться, как они при этом не рассыпаются на части. Только теперь я понял суровое предупреждение Леонида насчет упаковки ящиков. «Имей в виду, — сказал он перед началом упаковки, — из этих ящиков будут вышибать душу целые сутки подряд». Несмотря на категорическое предупреждение, трудности дороги рисовались мне весьма смутно, а окончательно все стало ясно слишком поздно, уже на биостанции, во время долгих и мучительных попыток рассортировать невообразимую кашу, в которую превратилось содержимое моих ящиков…
