– Ну, во-первых, непонятно, зачем для убийства нужно прибегать к громоздкой сабле, когда можно обойтись и шилом.
– Шилом нельзя отрубить голову, – спокойно ответил Браун, – а для этого убийства отрубить голову совершенно необходимо.
– Почему? – спросил О'Брайен с живым интересом.
– Ваш следующий вопрос, – сказал отец Браун.
– Хорошо, почему жертва не подняла тревогу, не закричала? – спросил доктор. – По садам ведь не гуляют с обнаженными саблями.
– А вспомните поломанные ветки, – хмуро произнес священник и повернулся к окну, которое выходило как раз на место преступления. – Мы не поняли, откуда они взялись на лужайке – видите, так далеко от деревьев? Их не ломали, их рубили. Убийца развлекал своего врага какими-то трюками с саблей – показывал, как рассекает в воздухе ветку, или что-нибудь в этом роде. А когда тот наклонился посмотреть, нанес беззвучный удар.
– Что ж, – задумчиво сказал доктор, – правдоподобно. Вряд ли вы так же легко справитесь со следующими двумя вопросами.
Священник смотрел из окна в сад, ощупывая его пытливым взглядом, и ждал.
– Вы знаете, что сад изолирован от внешнего мира, как герметический сосуд, – продолжал доктор. – Как же тогда в него проник посторонний?
Не оборачиваясь, маленький священник ответил:
– А никого постороннего в саду и не было. Наступило напряженное молчание, которое вдруг разрядил взрыв неудержимого, почти детского смеха. Нелепость этих слов исторгла из Ивана поток насмешек:
– Вот как? Значит, и этого дохлого толстяка мы не притащили вчера в дом? Так он не входил в сад, не входил?
– Входил ли он в сад? – задумчиво повторил Браун. – Нет, полностью – нет.
– Черт побери! – воскликнул Симон. – Человек либо входит в сад, либо не входит.
– Да вот не обязательно, – ответил священник со слабой улыбкой. – Каков ваш следующий вопрос, доктор?
– Мне кажется, вы нездоровы, – раздраженно заметил доктор, – но я задам и следующий, извольте. Каким образом сумел Брейн выйти из сада?
– А он не вышел из сада, – сказал священник, все так же глядя в окно.
– Ах, не вышел!.. – взорвался Симон.
– Ну, не полностью, – отвечал священник. Симон затряс кулаками, как делают французские ученые, исчерпав все свои доводы.
– Человек либо выходит из сада, либо не выходит, – закричал он.
– Не всегда, – сказал отец Браун.
Доктор Симон в нетерпении поднялся.
– У меня нет времени на болтовню! – гневно крикнул он. – Если вы не понимаете, что человек либо по одну сторону забора, либо по другую, то я не стану больше донимать вас.
– Доктор, – сказал священник очень кротко, – мы с вами всегда отлично ладили. Хотя бы по старой дружбе подождите, задайте ваш пятый вопрос.
Взвинченный Симон присел на стул у двери и сказал:
– Голова и тело порезаны как-то странно и, кажется, уже после смерти.
– Да, – отвечал, стоя неподвижно, священник. – Да, так и было. Вас хотели ввести в заблуждение, впрочем, вполне естественное: вы ведь и не усомнились, что перед вами голова и тело одного человека.
Та окраина рассудка, на которой возникают чудовища, вдруг буйно задвигалась в голове О'Брайена. Все самые причудливые создания, порожденные воображением человека, сонмом окружили его. Ему слышался голос того, кто древнее древних пращуров: «Берегись сатанинского сада, где растет древо с двойным плодом. Сторонись зловещего сада, где умер человек о двух головах». Древнее зеркало ирландской души затмили непрошеные призраки, но офранцуженный ум сохранял бдительность, и он следил за странным священником не менее пристально и настороженно, чем все остальные.
Отец Браун наконец повернулся к ним и стоял против окна так, что его лицо оставалось в глубокой тени. Но и в этой тени они видели, что оно мертвенно-бледно. Тем не менее он говорил вполне рассудительно, как будто на земле и в помине не было сумрачных кельтских душ.
– Джентльмены, – сказал он, – в саду нашли не какого-то неизвестного нам Беккера. И вообще никого постороннего там не было. Вопреки рационализму доктора Симона, я утверждаю, что Беккер находился в саду лишь частично. Вот смотрите! – воскликнул он, указав на таинственное грузное тело. – Этого человека вы никогда в жизни не видели. А что вы скажете теперь?
