– Будьте поосторожней в выражениях, – сердито сказал Ройс, – вы напугали мисс Армстронг.
– Смею надеяться, что мне это удалось, – отозвался Магнус своим зычным голосом.
Пока девушка непонимающе глядела на него, а все остальные предавались удивлению, каждый на свой лад, он продолжал:
– Я как-то привык к тому, что мисс Армстронг частенько трясется. Вот уже много лет у меня на глазах ее время от времени бьет дрожь. Одни говорили, будто она дрожит от холода, другие утверждали, что это со страху, но я-то знаю, что дрожала она от ненависти и низменной злобы – этих демонов, которые сегодня утром наконец восторжествовали. Если бы не я, ее след бы уже простыл, сбежала бы со своим любовником и со всеми денежками. С тех самых пор как мой покойный хозяин не позволил ей выйти за этого гнусного пьянчугу…
– Замолчите, – сказал Гилдер сурово. – Все эти ваши выдумки или подозрения о семейных делах нас не интересуют. И если у вас нет каких-либо вещественных доказательств, то голословные утверждения…
– Ха! Я представлю вам вещественные доказательства, – прервал его Магнус резким голосом. – Извольте, инспектор, вызвать меня в суд, и я не премину сказать правду. А правда вот она: через секунду после того, как окровавленного старика вышвырнули в окно; я бросился в мезонин и увидел там его дочку, она валялась в обмороке на полу, и в руке у нее был кинжал, красный от крови. Позвольте мне заодно передать властям вот эту штуку.
Тут он вынул из заднего кармана длинный нож с роговой рукояткой и красным пятном на лезвии и вручил его сержанту. Потом он снова отступил в сторону, и щелки его глаз почти совсем заплыли на пухлой китайской физиономии, сиявшей торжествующей улыбкой.
При виде этого Мертона едва не стошнило; он сказал Гилдеру вполголоса:
– Надеюсь, вы поверите на слово не ему, а мисс Армстронг?
Отец Браун вдруг поднял лицо, необычайно свежее и розовое, словно он только что умылся холодной водой.
– Да, – сказал он, источая неотразимое простодушие. – Но разве слово мисс Армстронг непременно должно противоречить слову свидетеля?
Девушка испустила испуганный, отрывистый крик; все взгляды обратились на нее. Она окаменела, словно разбитая параличом; только лицо, обрамленное тонкими каштановыми волосами, оставалось живым, потрясенное и недоумевающее. Она стояла с таким видом, как будто на шее у нее затягивалась петля.
– Этот человек, – веско промолвил мистер Гилдер, – недвусмысленно заявляет, что застал вас с ножом в руке, без чувств, сразу же после убийства.
– Он говорит правду, – отвечала Элис.
Когда присутствующие опомнились, они увидели, что Патрик Ройс, пригнув массивную голову, вступил в середину круга, после чего произнес поразительные слова:
– Ну что ж, если мне все равно пропадать, я сперва хоть отведу душу.
Его широкие плечи всколыхнулись, и железный кулак нанес сокрушительный удар по благодушной восточной физиономии мистера Магнуса, который тотчас же распростерся на лужайке плашмя, словно морская звезда. Несколько полисменов немедленно схватили Ройса; остальным же от растерянности почудилось, будто все разумное летит в тартарары и мир превращается в сцену, на которой разыгрывается нелепое шутовское зрелище.
– Бросьте эти штучки, мистер Ройс, – властно сказал Гилдер. – Я арестую вас за оскорбление действием.
– Ничего подобного, – возразил ему Ройс голосом, гулким, как железный гонг. – Вы арестуете меня за убийство.
Гилдер с тревогой взглянул на поверженного; но тот уже сел, вытирая редкие капли крови с почти не поврежденного лица, и потому инспектор только спросил отрывисто:
– Что это значит?
– Этот малый сказал истинную правду, – объяснил Ройс. – Мисс Армстронг лишилась чувств и упала с ножом в руке. Но она схватила нож не для того, чтобы убить своего отца, а для того, чтобы его защитить.
– Защитить! – повторил Гилдер серьезно. – От кого же?
– От меня, – отвечал Ройс.
Элис взглянула на него ошеломленно и испуганно; потом проговорила тихим голосом:
– Ну что ж, в конце концов я рада, что вы не утратили мужества.
Мезонин, где была комната секретаря (довольно тесная келья для такого исполинского отшельника), хранил все следы недавней драмы. Посреди комнаты, на полу, валялся тяжелый револьвер, по-видимому, кем-то отброшенный в сторону; чуть левее откатилась к стене бутылка из-под виски, откупоренная, но не допитая. Тут же лежала скатерть, сорванная с маленького столика и растоптанная, а обрывок веревки, такой же самой, какую обнаружили на трупе, был переброшен через подоконник и нелепо болтался в воздухе. Осколки двух разбитых вдребезги ваз усеивали каминную полку и ковер.
