К родителям Санди приехала на грани нервного срыва. Мама ахала и причитала — как побледнела, как измучилась, бедняжка! Принялась кормить, отпаивать парным молоком. Целыми днями суетилась на кухне, колдуя то над пышками, то над свиными ножками. Молчун-отец сидел в уголке, поглядывая на жену и дочку. Сидя, он занимал полкухни, а когда вставал... Санди пошла в него — крупная, высокая, статная, а вот большие серые глаза, рыжеватые волосы и веснушки — от матери. И худенькой она была в детстве, тоже как мама. Мамина сестра, тетя Кэтрин, которая вышла замуж за француза и жила под Парижем, нашла, что у племянницы большие способности к танцам, увезла с собой и отдала в балетное училище. Ну и намучилась там свободолюбивая шотландка! Сколько плакала! Как ненавидела и пансион, и балет, и Париж! Потом Париж приручил ее, и она его полюбила. Теперь неизвестно, где Санди больше дома — в Париже или на увитой плющом веранде, выходящей на реку Спей.
Санди невольно вздохнула, вспомнив годы, проведенные в балетном училище: муштра и голодовка! Но потом... С каким аппетитом, с каким наслаждением стала есть! Как выросла, как пополнела. Теперь недурно бы и похудеть. Но как, если она по-прежнему неравнодушна к взбитым сливкам, тортам, пирожным? Тяжело вздохнув, она позвенела ложечкой и попросила:
— Пожалуйста, порцию ананасного, Пьер.
— Санди! Глазам не верю! — К столику пробиралась Элен, ее ближайшая подруга. Рабочий день они частенько заканчивали вместе, болтая здесь за чашечкой кофе. — Загорела и поправилась. — Последнее слово вырвалось само собой, и Элен пожалела: вряд ли Санди обрадуется комплименту, габаритов и стати ей не занимать, а в моде нынче изящные девушки... Усаживаясь, Элен одобрительно оглядела свои длинные стройные ноги и приступила к расспросам: — Что-то случилось? Плохое или хорошее?
— Замечательное! — Глаза Санди засияли, на щеках появились ямочки. — Треньян взял наконец сценарий Филиппа Мильера. И подписал договор!
После бунта в балетном училище Санди чем только ни занималась: для драматической сцены у нее не хватило таланта, для эстрады — голоса. Удачнее пошло с театральными рецензиями в молодежных и женских журналах, но сидячая работа оказалась не по ней. Зато когда Санди занялась живым делом, требующим общения с людьми, она почувствовала себя как рыба в воде. Через несколько лет литературный агент Санди Тампл сделалась виртуозом в борьбе с твердокаменными издателями, упрямыми театральными режиссерами, изворотливыми продюсерами за талантливых начинающих писателей и драматургов. Хотя и молодые дарования доставляли ей немало хлопот своими комплексами, болезненным самолюбием, непомерными амбициями. И все же Санди успешно справлялась и с теми, и с другими. Однако Роже Треньян, известный режиссер, чуть было не заставил ее усомниться в своей профессиональной пригодности. Целый месяц он менял решения, и, чем дипломатичнее вела себя Санди, тем капризнее становился. Наконец она поняла, что полезнее оставить мэтра в покое и немного отдохнуть самой. Помахала всем ручкой и уехала в Шотландию.
— Сдался все-таки! Поздравляю!
Элен искренне порадовалась за подругу, прекрасно понимая, что глаза у Санди сияют отнюдь не из-за удовлетворенного профессионального самолюбия. Дело, разумеется, в Филиппе Мильере, но о нем Санди не сказала ни слова. Обычно между ними не было секретов, и Элен все ждала, когда же Санди разоткровенничается. Но та будто воды в рот набрала. Скрытность подруги только подогревала любопытство Элен. Пока Треньян трепал всем нервы, она не лезла с расспросами, но раз все завершилось благополучно, она имела право узнать новости.
В сердечных делах Санди была не слишком удачлива, наверное, потому, что сама была человеком душевным и все принимала слишком близко к сердцу. Она постоянно за кого-то хлопотала, кого-то опекала по-матерински, кому-то спешила на помощь. Авторы, молодые и не слишком, без стеснения обращались к ней с самыми неожиданными просьбами, а в дни любовных неудач охотно выплакивали на ее пышной груди свои горести и частенько были не прочь забыться с Санди в постели, чем повергали свою благодетельницу в искреннее и горестное недоумение. Серые глаза ее темнели от обиды, и она становилась просто красавицей. Эти посягательства бесконечно обижали Санди, она никак не могла с ними примириться и тогда бунтовала. Роль временной подружки, которую ей упорно навязывали, не по ней! Никогда она не будет пересадочной станцией!
