Карданов видит, как Тюкин с трудом тащит две большие банки с краской. Он неловко перелезает через комингс, зацепляет за него ногой, падает. Банки с грохотом катятся к борту. Вот-вот упадут в воду. Федя Шестаков вовремя успевает задержать их. Бархатов подходит к потирающему колено Тюкину и противным, издевательским голосом кричит:
— Растяпа! Разве можно так работать? Ноги надо выше поднимать! А если бы банки за бортом очутились? Сидели бы уж в своей бане или где вы там работали на берегу. А то все на флот лезут. За длинным рублем. Боцман, ты его на уборках используй!
Тюкин, видимо, испугался. Молчит. Потирает ушибленное колено.
Федя Шестаков спокойно отвечает старпому:
— Вадим Евгеньевич, ведь ничего не случилось. Всё в порядке. Всякий может упасть. И вы тоже.
«Правильно! — одобряет в душе боцмана Андрей Андреевич. — Крик — это не эффективная мера. А тут уж совсем неуместен. Надо будет поговорить со старпомом».
Но Бархатов взрывается:
— Вы меньше философствуйте, а больше делайте! Вон судовое снабжение двое суток на палубе валяется, не прибрано.
— Будет валяться, Вадим Евгеньевич. Два дня не работали. Один матрос к вам несколько раз на квартиру за вещами ходил, двое синоптику помогали, один на складе был, двое за продуктами… Вот так и получается. Ну давай, Тюкин. Прошло?
Федя легко поднимает банки. За ним ковыляет Тюкин. Бархатов громко ворчит:
— Набрали демагогов и лентяев!..
Капитан любуется, как ловко работает Пиварь. Чувствуется, что всё он делает с удовольствием. Даже по тому, как убирает брошенный на палубе конец, берется за швабру, травит швартов, видно, что он знает дело. Вчера у Андрея Андреевича произошел с Пиварем разговор. Матрос появился в каюте капитана смущенный. Он теребил в руках кепку, переминался с ноги на ногу. Хотел что-то сказать, но не решался.
— Что вам, Пиварь? — спросил Карданов. — Говорите.
— Мне бы немного денег, товарищ капитан. Авансом. Я понимаю, что еще не заработал, что это не полагается, — заторопился Пиварь, видя удивленные глаза капитана, — но очень нужно. Жена просила. Я долго был без работы… Понимаете?
— Жена? — с сомнением проговорил Карданов, стараясь по глазам матроса узнать, говорит ли тот правду. — А вы не пьете, случайно?
Пиварь выдержал взгляд капитана:
— Пил. И много. А теперь ни-ни. Слово дал.
— Слово? Кому же?
— Маркову, Ивану Васильевичу. И жене своей. Много я из-за этого дела терял. Кончать пора.
Карданов вспомнил. Марков действительно говорил ему о Пиваре.
Капитан открыл ящик письменного, стола.
— Сколько вам надо? — грубовато спросил он.
— Пятьсот рублей.
На секунду рука капитана остановилась. Сумма для аванса была значительной. Потом Андрей Андреевич решительно потянул к себе пачку с деньгами, вытащил из нее пять сотенных, протянул Пиварю.
Матрос не считая засунул деньги в боковой карман:
— Спасибо, товарищ капитан. Где расписаться?
— Расписываться не обязательно. Я запомню и так. А вот деньги пересчитайте, — строго сказал Карданов. — За них работать придется.
Пиварь небрежно сосчитал деньги:
— Правильно. Спасибо.
Когда дверь за матросом захлопнулась, Карданов подумал:
«Так-с. Значит, эксперимент. Дал пятьсот рублей без расписки заведомому пьянчуге. Если завтра придет на работу, значит, действительно отдал деньги жене. Посмотрим…»
Пиварь пришел на работу минута в минуту. Андрей Андреевич порадовался: значит может человек держать слово.
Обед не запоздал. Ровно в двенадцать на палубу вышла раскрасневшаяся Тоня и долго звонила в ручной колокольчик. На всяком судне час обеда священен.
Федя Шестаков крикнул:
— Шабаш! Обед!
Матросы натянули рубашки, пересмеиваясь пошли в умывалку мыться. Из машинного отделения вылез чумазый Болтянский. Вытер промасленные руки паклей, посмотрел на небо, сунул голову в машинную дверь и тоже закричал мотористам:
— Вылезай! Обед!
Через пять минут вся команда сидела в столовой за накрытым цветной клеенкой столом.
Поблескивали фаянсовые тарелки, новенькие вилки и ножи. Посредине стояла большая эмалированная кастрюля с красным наваристым борщом. От нее исходил душистый вкусный запах. Во главе стола сидел капитан, справа старпом, слева Болтянский, потом боцман и остальные члены экипажа. Такое распределение мест было традицией на морских судах, поэтому Бархатов и здесь завел такой порядок.
