Оба посмотрели на соседний стол, где сидели трое людей. Они спорили и пили ракию.
— Может, пойдем отсюда? — предложил Ацо.
— Не стоит. Опасность всюду подстерегает. Говори, зачем пришел?
Ацо наклонился к Вальтеру:
— Готово нападение на Штимаца, шефа усташской службы наружного наблюдения. План разработан, не хватает лишь немецких форм...
— И? — произнес Вальтер.
— Мы рассчитываем на твою помощь... Чтобы ты как-нибудь достал форму немецкого летчика. Вот тебе записка от товарища с «земли».
Вальтер осмотрелся, приподнял голову от бокалов и кофейных чашек и незаметно сунул записку в карман.
— Ты что, не будешь читать? — поинтересовался Ацо.
— Не нужно спешить. Давай решим с формой. У меня есть товарищи на аэродроме, и, возможно, я смогу кое-что достать.
Вальтер вспомнил Путника и его оперативность. Он прикинул, через какое время можно будет достать военную форму.
Затем Вальтер предложил:
— Ты поселишься на нелегальной квартире, скажем, у Вондрака. И должен быть осторожен и готов ко всему.
— Я всегда готов. Почему ты меня предупреждаешь?
— Матоша схватили... Агенты и гестаповцы напали.
Ацо нахмурился и предложил:
— Пакет с формой можно передать через Илиджи прямо с аэродрома. А я его буду ждать там, на явочной квартире.
— Это, пожалуй, лучше всего, — согласился Вальтер и вытащил записку. Он незаметно прочел ее и сказал: — Нужно, чтобы кто-то следил в то время, когда Штимац выедет из Сараева. Все будет подготовлено, пусть товарищи не беспокоятся.
Ацо позвал официанта и расплатился за кофе. Вальтер первым вышел из кафе и поспешил на трамвайную остановку.
В тюрьме Чемалуша гестаповцы и усташи ничем не гнушались, стараясь хоть чего-нибудь добиться от избитого и истерзанного Матоша, но он молчал.
— Не стоит его больше трясти — умрет, — пришел к выводу один из усташей, обращаясь к остальным, и затем предположил: — А не онемел ли Ченгич после наших ударов?
— Это можно проверить, — сказал другой усташ.
— Как?
— В тюремном отделении больницы.
Усташи посмотрели на недовольного гестаповца и ждали его решения.
— В больницу! Ченгича необходимо вылечить, чтобы он заговорил. Мы располагаем сведениями, что на него выходит сараевское коммунистическое подполье. Он нам все выложит, все! — Гестаповец погрозил указательным пальцем и бросил взгляд на неподвижно лежащее в углу следственной камеры тело коммуниста.
Часовые подхватили Матоша и потащили его из камеры.
Ждали врача, чтобы тот осмотрел Матоша. Пришел профессор Флагер. Ощупав избитое тело, он спросил:
— Что у вас болит? От чего синяки?
Помутневшие глаза, не моргая, смотрели в одну точку, а опухшие губы не шевелились. Флагер еще ниже наклонился и посмотрел на отекшее лицо.
— Не хотите говорить?
Матош никак не реагировал и молчал.
— Симулянт! Знаю я таких! — закричал Флагер, затем, желая посмотреть, нет ли изменений в застывшем взгляде Ченгича, он еще ниже наклонился над ним.
Матош продолжал молчать, и Флагер снова прокричал:
— Симулянт! Мы за ним понаблюдаем! Пусть останется в больнице.
Матоша грубо впихнули в маленькую комнату и надели на него больничную одежду. Превозмогая боль, он изо всех сил старался сдерживать себя, чтобы случайно не застонать. В постели ему стало немного легче, боль несколько утихла, но ненадолго.
Пришли доктора Благое Ковачевич и Хиба Рамаданович, сторонники народно-освободительного движения, и узнали секретаря местного комитета КПЮ. Врачи позаботились, чтобы немного успокоить боль. Ковачевич созвал консилиум врачей для установления диагноза. Они пришли к выводу, что у пациента из-за нанесенных тяжелых травм произошло кровоизлияние в мозг и отнялась речь и, чтобы улучшить его состояние, необходимо продолжительное лечение.
Неподвижно лежащий под больничным одеялом и обеспокоенный тем, что скоро за ним придут гестаповцы, Матош время от времени мысленно возвращался в прошлое.
В марте 1942 года в Фоче он получил задание ехать в Сараево для руководства подпольной работой. До Игмана он добрался без труда и там стал поджидать связного из Сараева с формой домобранского офицера, но связной попал во вражескую западню. Матош об этом ничего не знал. Раздобыв домобранскую шинель, ремень, ботинки, он пешком отправился в город. На Илидже остановился в доме Радошевича, а на следующий день пошел на квартиру Бахрия Джемича. Секретаря местного комитета Джемаля Биедича он застал у великого муфтия
