– Европеец не должен носить славное имя, имя воинов, сравнявшихся с богами своими подвигами.
Робер хотел было что-то сказать, но Лотия удержала его:
– Ты прав, Ниари. Это имя не плащ, который можно надеть каждому. Итак, возвратясь в Европу, ты скажешь…
– То же, что я сейчас сказал.
Робер не мог больше сдерживать себя.
– Довольно, Ниари, – проговорил он. – Вы уже обещали мне это. Я вам говорил и повторяю, что больше от вас мне ничего не нужно. Вернуть свое имя, родину, – продолжал он, взяв руку невесты, – и отдать их вам, дорогая. Быть всегда с вами, жить в лучах вашей улыбки. Чудная мечта! Насколько она лучше этой позорной клички, этого имени Танис, синонима лжи и измены!
Робер хотел еще что-то сказать, но кто-то взял его за руку и сжал ее, как в тисках. Он обернулся. Перед ним стоял Ниари, пожирая его глазами.
– Что еще? – досадливо вырвалось у Робера.
– Я, должно быть, ошибся. Я боюсь верить своим ушам, – проговорил египтянин глухим, сдавленным голосом.
– Да в чем дело?
– Вы сказали, что, открыв ваше настоящее имя, я сделаю вас мужем Лотии Хадор?
– Да, я сказал это.
– И для этого вы похитили меня из темницы, вырвали из рук тюремщиков?
– Только для этого.
Глаза Ниари загорелись.
– Так велите меня снова отвести в тюрьму! – вскричал он. – Велите вырвать мне язык! Лучше смерть, лучше пытка, чем то, что вы от меня хотите!
– Да вы с ума сошли!
– Я?! Я скажу хоть слово, чтобы Лотия стала женой европейца? Никогда! Дочь Хадора будет женой вождя, победителя притеснителей. Не вздумай на меня надеяться. Отныне ты для меня Танис, и я буду клясться всеми клятвами, что это так. А! Это тебе не нравится! Это мешает Лотии соединиться с тобой позорным для ее рода браком. Так помни, я привяжу к тебе это имя, я вырежу у тебя его на лбу! Ты – Танис. Танис! Лжец тот, кто скажет противное!
Египтянин был точно в бреду. Лотия и Робер смотрели на него в немом ужасе.
– Ниари! – сказала молодая девушка. – Ниари! Приди в себя! Я готова умолять тебя; ты не захочешь моего несчастья!
– Несчастье – это стыд! Это тот позор, о котором ты мечтала? Вспомни! Ты – дочь Нила, твой долг там, на берегу великой реки. Ты должна быть там, должна своей красотой вдохнуть мужество в души тех, кто будет проливать кровь во благо родины!
– Но слушай!.. Я не рождена для этого! Не мне жить среди лагерного шума. Не мне видеть на своем пути горы трупов, слышать стоны раненых. Я не хочу, чтобы потоки крови оросили почву долины Нила и окрасили пески пустыни. Я не хочу, чтобы горячей росой пали на землю слезы детей, матерей, невест! О Ниари!
Она протягивала руки к нему, она рыдала, но он отвернулся.
– Нет! Ниари будет верен до конца. Тот, кого я вижу здесь с тобой, отныне будет Танисом и останется им вечно. Он Танис, Танис, Танис!
И, круто повернувшись, египетский патриот скрылся в открытом люке.
Лотия не удерживала его. Бледная, как изваяние, она стояла неподвижно, и только крупные слезы одна за другой катились по ее щекам…
– Лотия! – вскричал Робер, потрясенный этой картиной немого молчания. – Лотия, не плачьте так!
– А что же еще делать? Нет, друг мой, мы слишком рано начали радоваться. Препятствие, которое разлучало нас, возродилось снова и стало еще неодолимее.
– Но я заставлю его!..
– Не надейтесь. Вы можете убить его, но вы ничего от него не добьетесь. Да к тому же разве эта ужасная решимость не заслуживает полного уважения? – заговорила она, краснея. – Он приносит нас в жертву родине и ее свободе. Я его проклинаю, но уважаю. Только имя Хадоров может объединить всех патриотов. Исчезнет оно, и начнутся раздоры, смуты, предвестники конца. Да, он прав. Разбивая мое сердце, он спасает мою честь.
– Что вы говорите! К чему эти безумные слова, это отчаяние?
– Вы видите, я плачу, но нам надо расстаться со своей безумной мечтой. Я надеялась на мирное счастье, но оно мне не суждено. Это удел тех, у кого на плечах не лежит тяжелая ответственность. Я прозрела, я услышала голос чести. Она зовет меня. Что значит перед ней моя жизнь и моя любовь?! Честь не знает жалости – она требует жертв!
Робер отступил, как пораженный громом.
