Вход в пещеру был открыт. Медленно спускались все по ступенькам лестницы, вырубленной в скале. Но вот показалось подземное озеро. Несмотря на всю свою флегму, офицеры не могли удержаться от восклицаний, выражающих крайнее удивление.
Все лампы были зажжены; бесчисленные жилы золотоносного кварца блестели под их лучами, а на поверхности озера лежали три подводных судна, образуя треугольник. Вахта на палубах отдала честь. Матросы Пака в зеленых масках стояли рядами на пути следования новых посетителей пещеры.
– Удивительно! – прошептал лорд Строубери, забывая на минуту перед этим зрелищем, что ему предстоит тяжелая обязанность судьи раскрыть преступление и вынести справедливый приговор.
– Не правда ли? – произнес Джо.
И они молча продолжили путь. Они теперь шли по одной из боковых галерей.
Сделав один или два поворота, они очутились в обширном гроте, при виде которого изумление англичан достигло крайних пределов. Казалось, грот был предназначен для какого-то зрелища.
В его глубине виднелся полотняный экран, перед которым стояли ряды скамеек. Перед скамейками стоял стол, покрытый зеленым сукном. На столе лежала бумага, тут же были перья, чернила и все нужное для письма.
Джо подошел к столу.
– Эти места предназначены для господ членов суда, – громко сказал он, – а это – место сэра Оллсмайна.
И он указал на стул, одиноко стоявший перед судейским столом справа. Потом, отойдя в сторону, он сел на скамью, стоявшую против стула Оллсмайна.
– Здесь же сядет представитель корсара Триплекса.
Между тем Лаваред остановился в дверях залы. Под зелеными масками он узнал свою милую Оретт, а также Маудлин, Джоан и Робера. Но как он ни всматривался, он не смог найти Лотии. Это его удивило.
– А где же мисс Лотия? – негромко спросил он Робера.
– Она не смогла прийти, – ответил тот глухим голосом.
– Почему?
Робер молчал. Потом из-под зеленой маски послышался ответ, в котором звучало раскаяние.
– Она умирает.
Эти слова отдались в ушах Лавареда звуком похоронного колокола. С минуту он не мог выговорить ни слова, и ему понадобилось собраться со всеми силами, чтобы овладеть собою. Переход был слишком резким. Сейчас только он в радостном возбуждении жаждал удовлетворить долгие муки своего любопытства, и вот он узнает, что его кузену грозит такое же страшное несчастье. Ему было невыразимо жаль Робера и эту красавицу Лотию, к которой Армана привязывало чисто братское чувство.
– Ты преувеличиваешь, кузен, – пролепетал он.
Но Робер покачал головой:
– Нет. Вот уже неделя, как она не поднимается с постели. Отчаяние подтачивает ее жизнь. Бледная, исхудалая, она не хочет ничего говорить, она как будто даже ни о чем не думает. Она жаждет смерти, как узник свободы. Вчера она заговорила только один раз. Наш орангутанг, гримасничая, ел фрукты. Лотия смотрела на него. «Хоуп, Хоуп! – сказала она с ужасающим спокойствием. – Скоро у тебя не будет Лотии. Неудачно я прозвала тебя. Для меня нет надежды!» Потом она умолкла. Я с ума схожу при мысли, что завтра, может быть, она умолкнет навсегда, что ее чудесные глаза закроются навеки. Я всех обвиняю в ее смерти, всех, кто ко мне привязан, кто хочет мне помочь в моем деле. Я виню даже тебя. Зачем ты непременно хотел меня отыскать? Зачем было соединять тех, кого разлучила сама судьба?
Арман с ужасом слушал эти отчаянные жалобы. Он взял руки кузена и сжал их в своих.
В продолжение этой печальной сцены все уже уселись по местам, и Джо Притчелл, поднявшись, начал:
– Господа судьи! Позвольте мне напомнить вам, что корсар Триплекс, мой доверитель, всегда оставался верноподданным ее величества королевы Англии. Вынужденный общественным положением сэра Оллсмайна употреблять для достиженя своей цели средства не совсем обыкновенные, он ни разу не злоупотребил силой и не нарушил интересов кого-либо из английских подданных. В этот торжественный час, когда правда должна обнаружиться, когда вы, господа судьи, отметите виновного, я счастлив, что могу освидетельствовать свою благодарность той, которая пожелала удовлетворить правосудие. Я приношу свою благодарность ее величеству королеве Англии.
