– Надо возвращаться к берегу, – пробормотал он, – а то скоро стемнеет. А завтра мы продолжим поиски.
– Ой! – крикнул он, поднявшись. – Вставайте! В путь! Но что это? – перебил он сам себя. – Уж не мерещится ли это мне?
И он с удивлением стал всматриваться в своих подчиненных.
– Да они с ума сошли! – воскликнул он с гневом. – Они позволили себе раздеться! В одних рубашках прохлаждаются! И это на службе!
Действительно, все четверо безмятежно спали, сняв с себя верхнюю одежду, как бы для того, чтобы поменьше страдать от жары, в бешенстве Кидди бросился к ним, готовясь осязательно напомнить им об их обязанностях на службе, но при первом же его шаге какая-то сухая ветка пребольно кольнула его ногу. Он оглядел себя и остановился как вкопанный.
Он тоже был раздет!
– Так, – пробормотал он, – это всего лучше! И как это я не заметил? Хорошо еще, что они спят, – пришло ему в голову, – я надену сейчас мундир, потому что капрал, и в одной рубашке, – это, это… черт знает, что такое!
И он стал искать свое платье, все еще недоумевая, как ему, старому солдату, отличенному начальством, могла прийти в голову фантазия раздеться во время исполнения служебного поручения. Однако минут через пять он был вынужден поверить очевидному: его платье исчезло. Оставлены были только сапоги, рубашка, шапка, пояс и ружье. То же было оставлено и из одежды его подчиненных. Догадка блеснула в уме капрала. Это опять были шутки корсара…
Со страшными ругательствами он растолкал солдат. Проснувшись и поняв, в чем дело, эти последние, разумеется, присоединили свое негодование к негодованию начальника. Но сколько ни ругай себя, а все-таки пришлось садиться в шлюпку и плыть к кораблю, несмотря на свой легкомысленный костюм.
Трудно описать хохот матросов, когда они рассмотрели печальное положение Кидди и его спутников. Но хуже всего было то, что мундиры опередили их своим прибытием на корабль, найденные на берегу офицерами, они были отосланы по назначению. Кидди взял свой мундир, но чуть не сошел с ума от злости, найдя в кармане записку: «Корсар Триплекс не любит слишком любопытных».
С тех пор никто больше не пытался разыскивать корсара. Лорд Строубери со своим штабом продолжал пользоваться гостеприимством Джо Притчелла в ожидании возвращения посланного в Сидней корабля.
Глава 11. Кинематограф и фонограф
Уже целый месяц лорд Строубери пользовался гостеприимством сэра Джо Притчелла, и все это время Лаваред как тень следовал за Джо, безуспешно пытаясь хотя бы разогнать мрак окружавшей его тайны. Если прибавить, что парижанин за все это время ни разу не был допущен в пещеру и не видал никого из родных и друзей, то станет понятно, до чего же он должен был тосковать.
В роскошной столовой виллы только что закончился обильный и тонкий завтрак. Гости, собравшиеся в салоне, пили душистый мокко. Все были веселы, слышался смех. Офицеры без всякого неудовольствия переносили свою долгую стоянку у Золотого острова. Хозяин его был так любезен, стол так изыскан, что, принужденные почти всю жизнь довольствоваться корабельной пищей, они теперь, разумеется, с наслаждением пользовались случаем удовлетворить свои гастрономические вкусы.
Притчелл стоял посреди гостиной с адмиралом и Арманом. Разговор шел об устройстве нагревательных приборов на пароходах, и Джо ясно, как день, доказывал, что морская механика находится еще в периоде детства. В эту минуту в комнату вошел слуга. Он нес на серебряном подносе письмо. Неслышно скользя по ковру, он подошел к владельцу острова и с почтительным поклоном протянул ему поднос.
Неуловимая усмешка осветила на мгновение лицо Притчелла, и, обернувшись к собеседникам, он проговорил:
– Вы позволите… – И, разорвав конверт, он прочел письмо. У него вырвалось радостное восклицание: – Могу вам сообщить приятную новость, господа. Меня уведомляют, что вскоре наступит конец вашему невольному пленению.
Все столпились вокруг него, и в зале воцарилось глубокое молчание.
– «Уважаемый сэр Притчелл, – читал Джо, – крейсер, посланный в Сидней, будет сегодня вечером в бухте Силли-Маудлин…»
– А! – воскликнули некоторые.
