За спиной непроницаемая стенка, чтобы богатенькие пассажиры могли заняться чем угодно. Они и занимаются. Вот нынешний, явно чинуша средней руки, урвал куш и решил прикоснуться к сладкой жизни. Их компания по прокату лимузинов так и называется «Дольче Вита». Что за мода на иностранные словечки! «Сладкая жизнь» звучит вульгарно, а «Дольче Вита» возвышенно.
Знаем мы эту возвышенность, видели низменные результаты — химчистка салона после каждой второй гулянки требуется.
И никакой фантазии у клиентов, одна и та же программа — море выпивки, девочки по вызову, громкая музыка, разврат. Вот и к этому подсела женщина, а может и мужик — под зонтом не видно. Сейчас с этим просто, были бы деньги. Тошнит от таких клиентов, а приходится улыбаться, помогая выбраться из машины, и кланяться, когда чаевые дают.
Груздев вздохнул и чуть успокоился. Дерьмовая работа, но клиент всегда прав, а если уж совсем зарвется — в договоре прописана денежная компенсация. Кстати, что-то давно клиент ничего не требует — пару остановок всего было — заснул что ли? Водитель прислушался. Нет, под такую музыку не уснешь — даже здесь по ушам бумкает.
Груздев стал поглядывать на часы — ну все, арендованное время вышло. Включил связь с салоном, кашлянул для приличия и вежливо спросил у клиента: куда его доставить?
В ответ — молчание.
Все-таки нажрался и заснул, скотина.
Лимузин остановился.
Водитель вышел, предварительно раскрыв большой зонт. На всякий случай постучал в непроницаемое стекло пассажирского салона, растянул губы в пластиковую улыбку и приоткрыл дверцу.
Звуковые волны, сдобренные парами алкоголя, шибанули в лицо. Помимо запаха коньяка чувствовалось что-то еще — специфическое и тревожащее. Запах был смутно знакомым, но повышенная концентрация меняла восприятие и запутывала память.
— Извините, время закончилось, — вежливо сказал водитель. — Куда вас отвезти?
Ему не ответили. Приглушенный свет в салоне не позволял рассмотреть детали. Груздев наклонился, просунул руку, нащупал кнопку и включил свет.
Сначала он не понял, что увидел. А потом виски ему стиснуло, глаза затуманились, он потерял равновесие и шлепнулся рукой в маслянистое кровавое пятно на коврике.
Так вот, что так пахнет. Не капля, а лужа крови!
Перед глазами у него оказалась окровавленная культя и разрезанные лоснящиеся от крови брюки клиента. Тот сидел, как убитый, откинувшись на кожаном диване. Из нагрудного кармана его пиджака торчала фотография Высоцкого, а на матовом лице застыла гримаса ужаса.
Да он и есть убитый!
Груздев отшатнулся, ударившись затылком о проем. Фуражка слетела с головы и упала на окровавленный коврик. Порыв ветра вырвал из его ослабевшей руки большой зонт, и водитель начал стаскивать столь ненавистную ему белую перчатку, ставшую наполовину красной.
Петелина в сотый раз перевернулась с боку на бок. Неудобная кровать, чужие запахи гостиничного номера, вспышки молнии за окном, угрожающая записка, масса жуткой информации по делу Живореза, которую стремился проанализировать возбужденный мозг — все вместе и по отдельности никак не способствовали здоровому сну. А лишь только забылась — неожиданный звонок.
Елена откинула одеяло и схватила трубку.
Первая мысль — что-то с Настей? Вчера дочь не захотела с ней разговаривать. Елена корила себя за пропавшую сумку, но ничего не могла исправить, надеялась на Марата. А он сообщал неутешительные новости.
В телефоне она услышала твердый голос Кулика:
— Я собираю всю группу в семь тридцать.
— Что-то случилось? — не сразу отреагировала Елена, но полковник уже отключился.
Она взглянула на часы — начало седьмого. В голове защелкал поминутный план — душ, завтрак, привести себя в порядок. Прикинула, что надеть, и тут же с вспомнила — забыла вечером развесить одежду на плечиках. В дорожной сумке вещи смялись — вот, растяпа! Есть ли в номере утюг?
Утюг пришлось просить на ресепшен, гладить на постели. Затем провозилась с макияжем: тушь, пудра, блеск для губ, немного теней вокруг глаз — с годами приходилось краситься все больше, чтобы лицо выглядело свежим. Зато в областном управлении полиции десяток пар мужских глаз придирчиво скользнули по приезжей и сделали вывод — столичная штучка.
