Шайна подошла поближе к камину, наслаждаясь теплом и любуясь игрой язычков пламени. Комната оказалась выкрашенной в белый цвет, с низким потолком, сложенным из тяжелых балок. Мебели было немного, но она была старой, искусно сделанной и подобранной со вкусом. Шайна обратила внимание на красивые ломберные столики, шкатулки, покрытые изящной резьбой и позолотой, на пару замечательных старинных подсвечников и подумала, что все эти вещи, очевидно, перешли в собственность Габриеля от ограбленных им жертв.
Оглянувшись, она увидела, что Габриель вышел из комнаты. Шайна пересекла холл и нашла его в соседнем помещении. Он и здесь успел зажечь свечи и сейчас разводил огонь в маленькой печке, предназначенной, как догадалась Шайна, для приготовления пищи.
– Вы хотите, чтобы я оставалась здесь наедине с вами? – спросила Шайна, пока он поднимался с колен и отряхивал испачканные сажей руки.
– Не вижу других вариантов. А вы можете предложить что-нибудь получше?
Во входную дверь постучали, и Габриель открыл ее, впустив внутрь двоих матросов из своего экипажа. В руках каждого из них был обитый кожей небольшой сундук. Кивнув своему капитану, оба они одарили Шайну такими мрачными и злыми взглядами, что она невольно отступила подальше, в глубь комнаты, и спряталась за спиной Габриеля.
– Почему они на меня так смотрят? – спросила Шайна, когда матросы вышли в гостиную.
– Понятия не имею, – солгал Габриель.
Все-то он прекрасно знал. Недаром же кое-кто из экипажа принес ему свои глубокие соболезнования в связи с тем, что он завяз в коготках красивой женщины. А раз так, то сомнительными становились их надежды на то, что счастливая и беспечная жизнь морских бродяг будет продолжаться и впредь. Кроме того, если она доведет до конца свои планы и сумеет сдержать клятву и отомстить Габриелю, ее месть ударит и по жизни каждого матроса с корабля Габриеля.
Шайна не поверила словам Габриеля, но решила не затевать с ним спор – пока по крайней мере. Габриель же тем временем расположился возле камина и протянул обутые в сапоги ноги поближе к огню. Шайна помнила свою клятву – никогда и ни о чем не заговаривать с этим человеком, но обстоятельства складывались так, что она не могла не задавать вопросы. И очень хотела бы получить на них ответ.
– Как вы собираетесь поступить со мной? – спросила она, подходя поближе к огню.
– Оставлю вас здесь, – ответил он. – Не могу же я вас отпустить?
– Можете, – возразила Шайна. – И это было бы для вас самым лучшим способом разрядить ситуацию. Поступите благородно.
– Но я же неблагородный человек, не так ли? – парировал он. – И разве вы не поклялись отомстить мне за вашу потерянную невинность и поруганную честь?
Последнюю фразу он сказал с нажимом, и она больно задела Шайну. Стараясь не показать, как он ранил ее этой фразой, она повернулась к Габриелю.
– А если я дам слово, что никому не расскажу и никому не стану жаловаться? – закинула она удочку. – Нет, я не рискну поверить вам, – тихо ответил он.
Зеленые глаза Габриеля скользнули по сверкающей волне белокурых волос и тонкой фигурке девушки, которую он сжимал в своих руках в ту ночь, когда заставил ее возненавидеть себя. Перед взором Габриеля вновь возникла яркая картина той ночи. Он в мельчайших подробностях вспомнил нежность кожи и серебристый шелк волос Шайны, услышал ее прерывистое дыхание и тихие стоны.
Воспоминание было таким сильным и мучительным, что Габриелю стало не по себе. Он вскочил и быстро отошел от камина к столу, на котором стояла откупоренная бутылка вина.
– Хотите глоточек? – спросил он, поднимая бутылку.
– Нет, благодарю, – напряженным голосом ответила Шайна. – Я помню…
Лицо Габриеля вспыхнуло.
– Да как вы… У меня и в мыслях не было… – От негодования у него перехватило дыхание. – Я привез вас сюда вовсе не для того, чтобы сделать своей любовницей.
Шайна потерла ладони. Ее знобило даже возле весело пылавшего камина.
– А для чего тогда? Сделать меня своей пленницей?
Его глаза лукаво блеснули.
– Почему – пленницей? Будете, как и собирались, служанкой. Какая разница – в этом доме или другом?
