А на самом деле произошло то, чего никто из экипажа не мог и предположить – даже в самых смелых догадках. Ровным счетом ничего не произошло между Габриелем и Шайной после той ночи. За три дня они не обменялись ни единым словом. Габриель не знал, как подступиться к девушке, а Шайна даже не смотрела в его сторону. Правда, несколько раз Габриель ловил на себе ее взгляд, но, боже, лучше бы ему не видеть этих глаз – укоряющих, презирающих, не оставляющих ни малейшей надежды на то, что когда-нибудь лед в них растает.
Ночью Габриель стоял на палубе возле перил. Тусклый свет фонарей на мачтах терялся во тьме. Не было видно ни звезд, ни луны – небо затянули низкие тяжелые облака. Море за бортом было чернильно-черным, неспокойным, мрачным – одним словом, таким же тревожным и беспросветным, как душа Габриеля. Он неотступно думал о Шайне, сидевшей сейчас в его каюте – так близко и так недоступно далеко. Думал о ее гневе и о ее упрямстве. Вспоминал ту ночь – то сокрушаясь, то недоумевая. В конце концов, разве она сама не хотела этого? Разве ее нежная плоть не трепетала от желания, не раскрывалась ему навстречу, словно чудесный цветок? О, как мучительно вспоминать это прекрасное тело, атласную кожу, упругую грудь…
Ну да, она была девственницей. Но откуда он мог знать это! Красивая, юная – да. Но ведь не маленькая девочка, не подросток.
И вообще, если бы она серьезно сопротивлялась, может, ничего бы между ними и не было.
И вот теперь и экипаж бросает на него хмурые взгляды. Ну все, хватит! Хватит терпеть женские капризы! Если она и дальше будет дуться как маленькая, то и он будет обращаться с ней соответственно! Задать ей хорошую трепку – глядишь, с нее и слетит эта маска обиженной маменькиной дочки!
И тут словно к мозаике добавился недостающий фрагмент. Габриель увидел все в ином свете, и сразу все стало на свои места.
Оскорбленная… обесчещенная…
Да, она вела себя именно так. Изнеженная, капризная куколка, привыкшая к тому, что все должно быть так, как она хочет. И нет в ней никакого смирения, нет ничего от служанки – покорной и знающей свое место. Габриель достаточно повидал в своей жизни женщин и может отличить прислугу от леди. Даже девушка из хорошей семьи, вынужденная пойти в услужение, не стала бы дуться столько времени, гордо молчать и копить в себе злость и раздражение, ожидая, пока рядом с ней не окажется человек, достойный того, чтобы ему пожаловаться.
Но в таком случае кто же она – юная красавица с роскошными пепельными волосами, запертая до сих пор в его каюте? Он с самого начала заподозрил, что она – не та, за кого себя выдает. Стоп, стоп! А что, если она – дочь богатых и влиятельных родителей? Путешествовала на корабле, плыла из Англии в Америку, по дороге попала в руки пиратов…
Габриель схватился руками за голову, затем распустил узел душившего зеленого шейного платка. Этого еще недоставало! Только теперь до него дошло, в какую историю он, возможно, попал.
Дальнейшие мысли Габриеля стали совсем уж невеселыми.
Плавание в колониальных водах давно считается опасным из-за возможного нападения пиратов. Не желая мириться с этим, правительство Британии объявило пиратам войну. И губернатор Виргинии, Александр Спотсвуд, заявил, что не остановится перед самыми жесткими мерами, пока не уничтожит пиратство в американских водах. Даже губернатор Северной Каролины Чарльз Иден, известный своими тесными и дружескими связями с пиратами, объявил, что не гарантирует им впредь безопасности и поддержки. Так что теперь корабли Спотсвуда могут не обращать внимания на границы, ведя свою войну на истребление морских разбойников в прибрежных водах.
А тут еще это осложнение. Если девушка, которую он лишил невинности несколько дней тому назад, окажется дочерью, или сестрой, или – господи помилуй! – невестой кого-нибудь из богатых виргинских плантаторов, тогда Спотсвуд не просто расправится с виновным – он устроит показательную казнь! И все, о чем Габриель мечтал, все, к чему стремился, все его надежды и планы рухнут в одну минуту на эшафоте под улюлюканье толпы зевак.